VI
— Осужденный Борготта, на выход.
Когда Лючано поднялся с койки, один из вошедших охранников продемонстрировал ему браслеты. А второй, любитель остренького, только руками развел: мол, сами знаем, что бежать не станешь. Но — по уставу положено. Тарталья кивнул, подставив руки. Положено — значит, положено, ничего не попишешь.
— Вперед.
Никаких личных вещей, кроме того, во что он был одет, Тарталье не полагалось. Да и одежку с обувью по прибытии на помпилианскую галеру, должно быть, отберут. Выдадут все хозяйское. У раба нет личных вещей. Даже собственная жизнь ему не принадлежит. Дерьмо из твоей задницы — и то собственность хозяина. Захочет — на хлеб намажет, захочет — тебя накормит.
Тюремный коридор Лючано изучил как линии на своей ладони. Этим путем его в течение двух недель ежедневно выводили к машине, увозя на очередное заседание в Темпль Правосудия. Этим же коридором он возвращался обратно.
Сегодня он шел здесь в последний раз.
Позади остался многочасовый медосмотр, скрупулезное занесение всех данных в архивы, опись оставляемого на хранение имущества, переоформление счета труппы на Степана Оселкова и прочие бюрократические процедуры. Впереди ждал Гай Октавиан Тумидус.
Хозяин.
Очки Лючано вручили перед дверью.
— Борготта!
— Вот он!
— Дамы и господа! Мы находимся в прямом эфире! На ваших глазах Лючано Борготту, проигравшего судебный процесс, уводят в рабство…
Снаружи толпились репортеры. Если бы не две шеренги хмурых полицейских, вся эта братия наверняка отбила бы Лючано у охраны, а после живьем разодрала несчастного на новости, цитаты и эксклюзивные интервью.
— Что вы чувствуете, отправляясь в рабство?
— Вы подали апелляцию?
— Ваше отношение к легату Тумидусу?
— Вы считаете приговор справедливым?
— «Вертеп» продолжит выступления?
Тарталья не отвечал. Конвоиры молчали. Полицейские оцепления держали строй, сдерживая натиск впавших в экстаз журналистов. Лючано подвели к броневику-всестихийнику, сверкавшему на солнце антилазерным покрытием, передав с рук на руки двум сержантам, которые ждали внутри.
В спину ударило:
— Держись, Тарталья! Китта с тобой!
— С то-бой! С то-бой!
«Не хватало еще стать поводом для погромов, — подумал Лючано, ощущая вселенскую усталость и упадок сил, — Тогда уж точно пожизненное влепят, или аннигилируют без суда и следствия…»
Под ногами тихо, но мощно загудел двигун. Едва ощутимый толчок. Броневик вывернул на трассу и, набирая скорость, понесся над самым покрытием. Тяжелый всестихийник шел ровно, чуть пружиня, словно весил сущие пустяки. На овальном иллюминаторе справа от Тартальи решетки не было — поляризованный стеклопакет по крепости не уступал иным сортам стали.
Снаружи мелькали пальмы у обочины: скучные и пыльные. За пальмами вереницей бежали одноэтажные домики предместий. «Непрестижный район. Виллы и бунгало начинаются ближе к океану…»
Очень захотелось увидеть океан.
Знать бы — почему?
Бритый наголо сержант перегнулся через спинку сиденья и молча снял с Лючано наручники. Явное нарушение режима перевозки заключенных, «Держись, Китта с тобой…» Перед развилкой двигун загудел на тон выше, броневик по крутой дуге взмыл вверх. Заложив вираж, машина взяла южнее. За иллюминатором возникла панорама Хунгакампы: здания сверкали в лучах альфы Паука, водную гладь бороздили прогулочные суда.
«Хотел увидеть океан? — спросил маэстро Карл. — Смотри на здоровье».
«Полегчало?» — без иронии спросил Гишер.
Смотрю, ответил Лючано. Полегчало.
Сержанты красотами родины, открывшимися с высоты, не интересовались. Их внимание привлекло нечто на заднего обзора. Курчавые головы полицейских заслоняли дисплей. Лючано сумел увидеть предмет сержантского интереса лишь в иллюминаторе, когда броневик сделал очередной поворот.
Ба! Да это же летучее корыто Г'Ханги!
На борту аэромоба находился «Вертеп» в полном составе. Вися на хвосте, колымага пигмея повторяла все маневры броневика, явно не собираясь отставать. При этом Г'Ханга четко соблюдал технический интервал, держась на безопасном удалении от всестихийника. Из-за поручней аэромоба Тарталье махали руками и что-то кричали, хотя слов, конечно же, не было слышно.
— Ваши? — Бритый сержант нарушил молчание.