Все это изматывало, требуя в каждом случае индивидуального подхода.
К счастью, львиная доля сидельцев была либо из местных аримов, которые благоразумно отвергли однообразное правосудие вождей, либо из невезучих гостей Кемчуги, варваров и техноложцев, вступивших в конфликт с законом.
— А-а…
Вехден замолчал и обмяк.
«Королева Боль справедлива, — всплыли в памяти слова Гишера Добряка. — Когда она уходит, она дарит минуты райского блаженства. Баш на баш. Не все монархи платят истинным счастьем за свой уход».
«Убирайся! — мысленно огрызнулся Лючано в ответ на нравоучения старого философа. — Пей отвары, потей, набирайся сил и отстань от меня со своими нравоучениями!» Не хватало еще, чтобы Гишер пошел по стопам маэстро Карла, со временем превратясь во второй внутренний голос — назойливый и на свободе во многом бесполезный.
До конца работы, по прикидкам Лючано, оставался час, не меньше.
Он вздохнул и повернулся к человеку в пыточном кресле.
Звали вехдена Фаруд Сагзи. Родился он, если верить пометке в личном деле, на Тире, одном из обитаемых миров в созвездии Дикого Жеребца, а тянул «двушку» за оскорбление действием, приведшее к тяжким последствиям. Париться бедняге оставалось семь месяцев, и в допросное кресло он угодил по воле слепого случая.
Федеральному агенту Халлухского Доминиона понадобилась информация о каком-то Бижане Трубаче, предположительно родственнике или знакомом Фаруда. Пять дней назад агент с этой целью прилетел на Кемчугу.
В Мей-Гиле допрос заключенных, согласно инструкции, проводился под пыткой. Инструкция успешно соединяла в себе древние традиции аримов, часть их религиозного культа, желание сэкономить казенные средства на гонорарах пси-сканеров и лабораторном ментоскопировании, а также своеобразный гуманизм по отношению к заключенным. Считалось, что боль, не влекущая за собой телесных или психических нарушений выше III степени, — чудесный стимул для дачи правдивых показаний.
«Пытуемый, страдая, сам выбирает, что ему душеспасительней: сказать правду или запираться до последнего, — гласил раздел „Допрос и проведение очной ставки“. — Это первый шаг для желающих выйти на свободу с чистой совестью».
— Итак, вы утверждаете, что видели Бижана в позапрошлом году на Аббаре?
— Да, — устало подтвердил вехден.
— Где?
— В баре «Belle Epoque».
— Что он там делал?
— Играл на трубе. Паршиво играл, надо заметить. Все время лажался на «Campanario». Парни хотели его побить, но он сыграл им «Милашку Сью». Под «Милашку» хорошо танцевать…
Фаруд поймал себя на неконтролируемом словоизвержении, характерном для допроса с пристрастием, и замолчал.
— Бижан играл один?
— Нет, в составе трио. Бас, гитара и труба.
— Вы говорите правду?
— Я с самого начала говорю правду.
— Хотелось бы верить…
Повинуясь знаку агента, Лючано восстановил рабочий настрой и трижды прикоснулся к зафиксированному в кресле Фаруду. В разных местах. Сейчас, после длительного периода работы, он очень хорошо чувствовал пытуемого — и имел возможность точно дозировать боль, не причиняя вехдену лишних страданий.
Резкий всплеск и отдых.
Так Гишер учил завершать допрос.
Когда Лючано впервые присутствовал при допросе с пристрастием в качестве ученика, он позже признался старику, что иногда легче терпеть боль, чем причинять. «Возможно, — сухо отрезал Гишер, словно говорил с идиотом. — Но ты, дружок, будешь причинять. Прими это как должное, подбери сопли и иди за мной». В скором времени Лючано оценил сухость Гишера по достоинству и был благодарен за то, что старик не стал сочувствовать или пускаться в длинные морализаторства.
На Кемчуге жизнь следовало принимать такой, какой ее подкладывают тебе в постель. И не мечтать о красотке с арбузными грудями и дипломом магистра изящных искусств.
— Как назывался бар, в котором вы видели Бижана?
— «Belle Epoque». — Вехден попытался сесть ровно, но у него не получилось. Мышцы спины отказывались сохранять осанку. — Я вам уже говорил. Вы зря стараетесь подловить меня на противоречиях.
— Кто играл на гитаре?
— Я не знаю. Смуглый, с усами. Да, кажется, с усами.
— Вы разговаривали с Бижаном?
— Да.
— О чем?
— О пустяках. О том, что у него нет денег на новую трубу. О женщинах. Его бросила подружка. Он много раз сказал, что она — стерва и нимфоманка.