96 
— Разумеется, но невежество лучше смерти, — сказала Василиса.
Адриана рассмеялась резким, гортанным смехом:
— Стоило бы тебя убить за то, что ты не сказала мне этого много лет назад. Ты ведь все знала, не так ли? Знала, что даже «дружественные» malakim держат нас в топком болоте суеверий.
— Я не могла тебе этого сказать. Они тебя очень сильно боялись, даже я не знаю почему. Ты была их величайшим страхом и вместе с тем величайшей надеждой. Думаю, даже твоему сыну отводилась второстепенная роль в их планах. Malfaiteurs всегда стремились убить тебя. Только те, кто помогал Лилит, спасали тебе жизнь.
— Ну вот, мы опять скатились в мифологию, — недовольно сказала Адриана, вспомнив существо, явившееся ей в облике Николаса, и имя, произнесенное этим существом.
— Мифология — это всего лишь путь, ведущий к скрытым знаниям, которые зашифрованы так, что недоступны malfaiteurs. Неужели за все эти годы ты так и не поняла этого? Они помогают нам как могут.
Адриана махнула рукой:
— Лилит нам помогает или Афина, истинные ли нам друзья дружественные ангелы или нет, — обо всем этом можно спорить, не так ли? Насколько я знаю, на данный момент они все нас покинули.
— Они не покинули нас, они ведут армию.
— Именно об этом я и говорю.
— Вначале они активно действовали в Старом Свете. После падения кометы Старый Свет рухнул — и все изменилось. Если они выиграют здесь, возможно, им удастся умиротворить тех, кто желает уничтожить человечество.
— В любом случае мы либо умрем, либо вернемся к глубокому невежеству.
— Второе лучше! — горячо воскликнула Василиса. — Ты глупа, если думаешь иначе. Спроси любую мать, любого мелкого землевладельца, что они выберут — жизнь, семью, любовь или книги о гравитации сфер. Не путай, твой безумный интерес к науке — совсем иное дело.
— И все же, насколько я понимаю, все твои усилия здесь направлены на то, чтобы остановить завоевание Нового Света.
— Нет, чтобы предотвратить гибель мира. И единственная надежда — что эта армия победит. Если она потерпит поражение, тогда они пустят в ход машины тьмы и все живое погибнет.
— Одну они уже использовали против нас в Новой Москве.
— Боже мой, — прошептала Василиса. — Тогда у нас еще меньше времени, чем я думала.
— Или меньше надежды. Я разговаривала с одним из дружественных нам ангелов, как ты их называешь. Он убедил меня предпринять это путешествие. Он погиб, и никто не пришел ему на смену. Возможно, он был один в своем роде.
— Нет, таких много… Дело в том, что враг не знает, насколько много…
Адриана, не дав ей договорить, рассмеялась, и даже ей самой этот смех показался безумным.
— Даже ангелы… не знают… сколько их собратьев… ведут иную игру?
— Что с тобой? — спросила Василиса, уставясь на нее, как на рогатое чудовище.
— Просто у меня такое чувство юмора. Продолжай.
— Опасность близка — это все, что я хотела сказать. Мы с Франклином сделали прибор… возможно, он сработает, возможно, нет. Во всяком случае, он поможет нам выиграть время для поиска лучшего решения.
— Что это за прибор?
— А ты разве не знаешь? Они тебе не сказали?
— Нет. Похоже, они предпочитают держать меня в неведении. Полагаю, трудно отказаться от привычки, которой следуешь тысячелетиями.
Василиса на мгновение закрыла глаза.
— Если они тебе этого не сказали, то и мне не следовало тебе это говорить, — произнесла она.
Адриана снова горько рассмеялась:
— Но ведь ты рассказала. Или мне это все причудилось?
— Я… Тебе известно, как я стала служить русскому царю?
— Нет.
— Он объезжал земли Сибири. Он нашел меня зарытой по горло в земле. В тринадцать лет меня выдали замуж за человека, который, истязая меня, находил в этом удовольствие. Настал день, когда я плеснула ему в лицо раскаленным на сковородке жиром. Он умер. Меня взяли под арест и в наказание зарыли в землю.
— И царь спас тебя.
— Да, по просьбе своей жены Екатерины. Она была дочерью Афины. Они избавили меня от кошмара, Адриана. Они очистили меня, объяснили, что такое добро, и дали силу, то, чего раньше у меня никогда не было. Знаешь, что я чувствовала в тот момент?
— Знаю, — тихо ответила Адриана. — Тебе так много пришлось пережить, мне очень жаль.
Взгляд Василисы перебегал от одного предмета к другому, словно боялся остановиться.
96 
