98 
— Я не мог остановить это, — сказал Габриэль, его губы скользили по ее волосам, ее шее, член скользил внутри ее тела.
Темно-красный цвет запятнал черноту за веками Габриэля.
Он перерезал сообщнику горло. Его кровь была горячей и скользкой.
Как вода душа.
Как тело Виктории.
Как секс.
— Я не мог остановить это, — повторил он.
Раскачивая бедрами в наслаждении и боли. Не в состоянии остановить поток воспоминаний.
О темных волосах. О фиалковых глазах.
О любви. О ненависти.
Левая рука Габриэля слепо искала успокоения, гладила скользкую от воды талию Виктории, острые ребра, изгибалась вокруг мягкой, округлой плоти, судорожно обхватывала пальцами ее левую грудь. Ее сердце стучало под его пальцами; ее сосок впился в его ладонь, страсть — и бальзам, и бич.
Ее было так легко уничтожить. Второму мужчине.
Габриэлю.
Он прижался губами за ухом Виктории. Это не заглушило слов, которые распирали его грудь и рвались изо рта.
— Я… не мог… остановить это.
Ни боль. Ни наслаждение.
Ни утрату.
Любовь не была невинна. Невзирая на то, насколько сильно Габриэлю хотелось обратного.
Второй мужчина научил его этому.
Низкий крик вырвался из горла Виктории. Он вибрировал под губами Габриэля. Она внезапно выгнулась назад, ее тело открывалось, схватывало, доило его плоть, пока колени Габриэля не подогнулись, и он скользил, падал…
Твердая медь ударилась о его колени.
Виктория упала с Габриэлем, ее тело поглотило разрядку ангела.
Он не был способен остановить это.
Глава 20
Поток воды ударил Виктории в лицо, а потом всё прошло: оргазм, от которого она рухнула на колени, вода, которая довела её до кульминации, звук бьющегося сердца мужчины, который взял её в свой мир и показал боль и удовольствие секса.
«Я… не мог… остановить это», — его голос эхом звучал в медных стенах грота.
Крик ангела.
Медь была твёрдой, — у Виктории наверняка останутся синяки на коленях. Внизу, в бедрах и груди танцевали остаточные электрические разряды. Пять пальцев обжигали её живот, сердце билось под ладонью.
Ладонью Габриэля.
Её горло сжалось от воспоминаний о её удовольствии, его боли. «Они сковали меня. Я не мог двигаться. Не мог бороться».
В своем порыве освободить ангела Виктория лишила Габриэля того же выбора, которого лишил его второй мужчина: она вынудила его вступить с ней в плотскую связь.
С губ готово было сорваться извинение.
— Вода остановилась, — вместо этого сказала она.
Слишком поздно для извинений.
— Да, — без всякого выражения ответил Габриэль. Его голос коснулся основания её шеи и плеча мимолетной лаской.
Виктория уставилась на заключенную в душе меднокожую женщину. Пять медных пальцев были прижаты к её животу, левая грудь покровительственно обхвачена медной рукой. Медно-светлые волосы перемешались с волосами, потемневшими от воды.
Слёзы обожгли глаза Виктории. Она должна была знать.
— Что произошло, когда они закончили с тобой?
— Они оставили меня.
Но не для того, чтобы умереть.
Волосы и кожа Виктории заглушили слова Габриэля, но не скрытый в них смысл.
Они не хотели, чтобы Габриэль умер. Но он хотел этого.
— Кто освободил тебя? — нетвердым голосом спросила она, уже зная ответ.
— Майкл.
Избранник.
Мальчик с голодными глазами, который не просил милостыни.
— Он не француз, — вода медленно ползла по её щеке. — Как он оказался в Кале?
— В тринадцать лет он незаметно проник на корабль в Дувре, — голос Габриэля был отдаленным, его губы двигались по её волосам и ниже, по изгибу шеи. Волосы на его груди и животе кололи ей спину, жесткая поросль в его паху щекотала ей ягодицы. — Я видел, как он крал буханку хлеба из открытого окна в булочной, — было понятно, что раньше он никогда этого не делал. Я стукнул по окну, отвлекая внимание пекаря, чтобы Майкла не поймали. А затем пошел за ним. Он поделился со мной этим хлебом по пути в Париж.
А когда они добрались до Парижа, их стали обучать ремеслу проституток.
Виктория слышала то, о чём Габриэль умолчал, так же ясно, как и то, что он произнёс вслух. Раз Майкл не умел воровать, значит он родился не на улицах.
Майкл был тем, кем не был Габриэль, — мальчиком, который родился не в сточной канаве и которого не считали отбросом общества. Габриэль взял себе имя ангела, чтобы быть достойным дружбы Майкла.
98 
