Последние отзывы

  97  

Обвив правой рукой ее талию, Габриэль удерживал Викторию перед собой, сжимая ее и погружаясь в нее до тех пор, пока и ее, и его плоть не разбухли сверх выносимого. Пока потребность в оргазме не стала сильней потребности в дыхании.

И тогда он отпустил ее. Оставил парить на краю разрядки. Скользя плотью в ее теле, по ее телу.

И она ничего не могла сделать, чтобы достичь кульминации.

— Ты молила бы ангела, Виктория? — прошептал Габриэль, его пальцы зависли над ее набухшим клитором, взывавшем о прикосновениях, в то время как он заполнил ее так глубоко — болью, наслаждением, — что коснулся самого средоточия женщины, которая была Викторией Чайлдерс.

Женщины, чьим единственным грехом было то, что она желала ангела.

— Моли меня, Виктория, — нежно сказал он.

Как под конец молил Габриэль.

Страх внезапно исказил ее залитое водой лицо.

Виктория поняла, что ее тело было инструментом: объектом, который можно заставить чувствовать наслаждение, хотела она того или нет. Она никогда не сможет снова предъявлять на него единоличные права.

— Нет! — выдохнула она.

Слишком поздно.

Ее боль и наслаждение сконцентрировались вокруг яичек Габриэля.

Она напряглась, стремясь к разрядке, чего он ей не позволил, и одновременно старалась восстановить контроль над своим телом.

Он не позволил ей и этого.

Теперь в любой момент она могла взмолиться, как взмолился Габриэль.

И она никогда не увидела бы свет снова.

Однако Габриэль не хотел, чтобы Виктория молила. Он не хотел, чтобы она всю жизнь сознавала, как легко ее тело могло стать орудием.

Он не хотел, чтобы она видела мрак, когда он касался ее.

Второй мужчина дал ему женщину: если Виктория умрет из-за своего желания прикоснуться к ангелу, он мог бы, по крайней мере, дать ей наслаждение, стоившее смерти.

Переступая и поворачиваясь, с пенисом, который двигался и скользил внутри — с плотью, которая двигалась и скользила по плоти снаружи, — Габриэль осторожно развернул Викторию так, что она оказалась лицом к краю душевой стенки. Он кратко приказал ей:

— Поверни кран душа для печени.

Он не должен был говорить ей зачем.

Виктория наклонилась вперед.

Боль и наслаждение от ее движения выдавили воздух из его легких. Он не мог сдержать их: боль, наслаждение. Габриэль чувствовал каждый поворот запястья Виктории, как будто она поворачивала его член вместо крана, скользкий пенис, движущийся в жарком, тесном кулаке ее тела — внутрь на четверть дюйма, наружу на пол-дюйма, внутрь на останавливающий пульс дюйм.

Струя горячей воды ударила в верхнюю часть его ноги.

— Направь душ вверх, — прерывисто сказал Габриэль, держась за ее талию и свое здравомыслие.

Он не узнавал своего голоса. А Виктория?

Она неловко установила душ.

Габриэль осторожно придвинулся ближе — пенис скользил, двигался, ее внутренние мускулы ласкали, сжимали, два тела действовали, как одно — пока ее таз не оказался напротив душевых брызг и вода не уколола ее разбухший клитор.

— О, мой… Габриэль!

Удивление, наслаждение, затем надвигающийся оргазм прозвучали в крике Виктории.

В той разрядке Габриэля не было радости.

Сжав веки и отбросив голову под душ, Габриэль стиснул бедра Виктории и вошел в нее так глубоко, что ее ягодицы прильнули к его паху и не осталось ни грозящей смерти, ни притаившихся воспоминаний, ни второго мужчины. Только два тела, ставшие единым.

Потрясение от его толчка было вытеснено силой оргазма Виктории. Ее мускулы сжимались вокруг него, пока Габриэль не стиснул зубы, окруженный горячей водой, скользкой плотью.

Мягкостью женщины.

Потребностью мужчины.

Габриэль погружал свою плоть в Викторию и держал ее так, чтобы она получила наибольшее наслаждение и от его проникновения, и от струи воды. Он ощутил ее второй оргазм еще раньше, чем она сама.

— Габриэль, пожалуйста… Нет! — закричала Виктория.

Габриэль кричал, двадцатишестилетний мужчина, который никогда не кричал прежде. Пожалуйста. Остановись.

Это не остановило второго мужчину.

Он зарылся лицом в изгиб шеи Виктории, ища утешения во влажной гладкости волос и плоти; затылок Виктории лег на его плечо.

— О… мой… Бог! — Она задыхалась в неистовом наслаждении. — Габриэль. Габриэль. Пожалуйста… не… останавливайся!

Все будет начистоту.

  97