93 
Но она не видела его.
Она не видела мальчика, который просил подаяния, и шлюху, который просил мужчину.
Габриэль мог чувствовать страх Виктории, чуять его над ее желанием — она боялась, когда вошла в ванную. Именно ее страх подсказал ему, что она задумала.
Она задумала освободить ангела. Но он не был ангелом.
Он был безымянным куском дерьма, который хотел большего, посмел больше и заплатил за это.
Габриэль прижался к Виктории, его пальцы окружили мягкость ее плеч, его бедра чашей охватили ее ягодицы, его член во всю длину был зажат в ее расщелине, его и ее волосы цеплялись за них обоих. Он позволил ей ощутить его твердость, его силу.
Ее уязвимость.
— Это то, чего ты хочешь, Виктория? — промурлыкал он. Душ хлестал по его коже.
Виктория повернула голову в профиль к нему, проведя правой щекой по скользкой меди. Вода струилась с его лица, сбегала по ее левой щеке, прилизывая волосы к коже головы, стекала по похожему на раковину уху, по хрупкой шее.
— Да, — сказала она. Все еще не уступая своему страху. — Я хочу, чтобы ты коснулся меня.
Он касался ее прошлой ночью, но этого было недостаточно.
Для нее. Для него.
— Как ты хочешь, чтобы я коснулся тебя, Виктория? — чарующе прошептал он. Зная, как доставить наслаждение; зная, как причинить боль. Он не знал, как любить. Шлюхи не любили. — Ты хочешь, чтобы я коснулся тебя так, как я касался женщин, или ты хочешь, чтобы я коснулся тебя так, как я касался мужчины?
Вода зубцами склеивала ресницы Виктории, стекая по ее щеке.
— А есть разница?
Вокруг них клубился пар.
Навевая воспоминания. Провоцируя.
— Женщины мягче. — Габриэль провел губами по уху Виктории — у нее было маленькое ухо, изящное, бесконечно уязвимое. Оно опаляло его губы; щель между ее ягодицами сжимала его член. — Их легче ранить.
Виктория напрягалась под легким, подозрительно ласковым поцелуем. Ангел, приносящий дары…
— Мужчины тверже, мускулистее. — Габриэль нежно попробовал краешек ее уха, его сердцевину, погрузил внутрь жаркий язык. Вода бежала по его лицу и подбородку, капала на ее плечо. — Им нравится более грубо. Мне быть с тобой грубым, Виктория?
— Мужчина, который заставил тебя умолять, был с тобой грубым, Габриэль? — с вызовом спросила Виктория, потемневшие от воды волосы прилипали к его губам.
При воспоминании Габриэль стиснул зубы.
Второй мужчина не был груб, но его сообщник был. Габриэль приветствовал боль.
Виктория не приветствовала бы ее.
Но это было все, что мог дать ей Габриэль.
— Мысль о мужчинах, трахающих мужчин, возбуждает тебя? — тихо, намеренно оскорбительно, спросил он.
Это возбуждало женщин, с которыми Габриэль бывал в прошлом. Они искали белокурого ангела, чтобы сравнить его с темноволосым.
Но ангелом был Майкл; только он мог показать женщине ангелов. Габриэль показывал им мрак желания.
— Он насиловал тебя, — настаивала Виктория, обращаясь к пару и струившейся воде.
Невинная. Как был невинен Майкл.
Голодная. Каким никогда не мог быть Габриэль.
— Меня насиловали двое мужчин, — нежно возразил он, водя носом по ее щеке. Пульс бился в его пальцах, обхватывающих ее руки, в его груди, баюкавшей ее узкий позвоночник, его члене, скользившем в расщелине между ее ягодицами.
— Но один мужчина дал тебе наслаждение, — упорно продолжала Виктория.
Будь она проклята.
— Да, — мягко согласился Габриэль.
Один мужчина принес ему боль; второй принес наслаждение.
Он мог бы выдержать боль. Он не выдержал наслаждения. Оно запятнало Габриэля навсегда.
И она знала это, эта женщина, посланная мужчиной, который один за другим снимал все покровы с ангела до тех пор, пока не осталось ничего.
Ангелы не умоляли, но он заставил Габриэля умолять.
Виктория напряглась рядом с Габриэлем — чтобы увидеть его, касаться его, быть частью его. Того, кто так долго боролся, чтобы оставаться в стороне ото всех.
— Я хочу знать!
Габриэль хотел знать… каково это — чувствовать сытость так, чтобы жаждать большего, чем еда. Он хотел знать, каково это — ощущать тепло так, чтобы жаждать большего, чем ботинки и одежда. Он хотел знать, каково это — иметь дом, место, где он не должен будет бороться с другими нищими.
Любопытство убивало любовь. Надежду.
Габриэль очертил ухо Виктории кончиком языка; его член был уютно устроен между щеками ее ягодиц. Слезы, которые он не мог выплакать, просочились из вершины его головки.
93 
