— Меня изгрызло любопытство… Этот парень на фотографии… Кто он такой?
Боже! За что мне столько мучений? Я чуть снова не срываюсь, но умудряюсь подавить в себе вспышку гнева, некоторое время молчу и на удивление спокойным голосом отвечаю:
— Я не помню его имени.
Джессика усмехается.
— Как это?
— Так. — Я вдруг чувствую, что отчасти тоже становлюсь актрисой, и, несмотря на тяжесть в сердце, мне делается немного смешно. — Я увидела эту фотографию в Интернете, она мне понравилась.
— Да ну? — недоверчиво произносит Джессика.
— Серьезно, — говорю я, радуясь, что так ловко выкручиваюсь. — По-моему, этот тип не то начинающий стриптизер, не то порно-граф. У меня вылетело из головы.
Джессика покатывается со смеху.
— Да ты что? Шутишь?
Я пожимаю плечами.
— Вовсе нет.
— Ему же лет тридцать с хвостиком! — восклицает Джессика. — Для начинающего стриптизера он старик.
Я задумчиво кривлю рот.
— М-да? — Киваю. — Помню, мне тоже показалось, что что-то тут не то. В Интернете чего только не отроешь!
Джессика хохочет, прыскает даже Эндрю. Я дожидаюсь, когда они замолчат, и, все больше входя во вкус, как ни в чем не бывало продолжаю:
— Только мне неважно, кто он, просто понравилась фотография, вот я ее и распечатала.
— Что же ты тогда так взбесилась? — улыбаясь спрашивает Джессика.
— Меня разозлила фамильярность Вайноны. Умелые руки! Приветик, Макс! Может, он теперь мой личный танцор! Ставила бы на свой стол, там бы с ним и сюсюкала!
Дурачество меня успокаивает. Смех Джессики уверяет в том, что мир не настолько мрачен. И я продолжаю нести чепуху, хоть и сознаю, что все это безумно глупо.
— Интересно, где он танцевал нашей красавице?
— Или где ее фотографировал, — подхватывает Джессика.
Мы складываемся пополам от удушающего смеха. Я сознаю, что смеюсь не над нашими плоскими шутками, а над собой, над проколами и неудачами. Этот хохот сравним с плачем — искусственное веселье, спасающее от гибели.
Мы не замечаем, как раскрывается дверь и в кабинет входит Вайнона. Успокаиваемся, лишь когда она требовательно спрашивает:
— Что происходит?
Я вытираю с глаз слезы, радуясь, что сегодня не стала краситься. Джессика шмыгает носом и, все еще улыбаясь, утыкается в компьютер. Эндрю работает так, будто сидит в личном кабинете, отделенный от глупых женщин четырьмя каменными стенами.
— Я спрашиваю: в чем дело? — требовательно повторяет Вайнона.
Джессика не смотрит на нее, очевидно уже настроилась уйти из этой фирмы и не боится быть дерзкой. Я вдруг тоже ощущаю, что Вайнона больше не вызывает во мне ни страха, ни гнева. Лишь отвращение. Перед моими глазами возникает дурацкая картинка: Вайнона сидит по-турецки в ярких восточных одеждах, а Максуэлл, совершенно голый, старательно танцует перед ней стриптиз. Я не сдерживаюсь и снова смеюсь.
Ухоженное лицо Вайноны краснеет и искажается от злости. Она медленно подходит к моему столу, окидывает его быстрым взглядом — фотографию я засунула в сумку — еще до перерыва — и смотрит на меня в упор.
— Ты выполнила мое задание? — высокомернее обычного спрашивает она.
— Да, можешь проверить, — с поразительным спокойствием отвечаю я.
Вайнона прищуривается и складывает губы трубочкой, очевидно придумав, как наказать меня за бессовестный смех, но тут из коридора раздается вой сирены. Начальница вздрагивает от неожиданности, бледнеет и вылетает вон.
9
Прощаясь, мы с Джессикой снова смеемся.
— Ну и денек сегодня! Ты случайно не сговорилась с сиреной?
Я прикрываю рукой рот и с таинственным видом шепчу:
— Сговорилась, только это секрет. Если бы не она, Вайнона лишила бы меня отпуска.
Система пожарной сигнализации по неизвестной причине сыграла ложную тревогу. К зданию успела приехать пожарная машина, теперь начальство будет вынуждено выложить за вызов круглую сумму. Поделом! Впредь будут вовремя проверять сигнализацию, а главное, заменят нынешнюю, старую, системой посовременнее.
Когда выяснилось, что никакого пожара нет, Вайнона и думать обо мне забыла. Или просто сделала вид.
— Ладно, пока, — говорит Джессика, обнимая меня. — Хорошенько отдохни и давай о себе знать.
— Ты тоже звони, — отвечаю я.
Быть может, мы больше никогда не увидимся. С одной стороны, мне грустно, с другой же — я всем сердцем хочу в самом деле больше не возвращаться под начало Вайноны. Того же желаю и Джессике.