— Впрочем, зря я, наверное, стала такой, как они. Наверняка у тебя бывали и блондинки, и рыжие, и фиолетовые, — испепеляя его взглядом, произношу я. — Наверное, лучше было бы сделаться какой-нибудь совершенно неожиданной! Зелено-оранжевой! Или серебристо-синей. — Расширяю глаза, будто восхищена пришедшей мне на ум идеей.
Лицо Максуэлла все сильнее напрягается. Он смотрит на меня так, будто я больно его раню, но я ведь не дура и прекрасно знаю, что это всего лишь игра. Он с утра до вечера, а порой и по ночам окружен толпой актеров, неудивительно, что и сам прекрасно умеет прикидываться. Сейчас, например, изображает святую невинность, хоть и, наверное, знать не знает, что означает это слово.
— У меня есть идея! Я буду разной! — говорю я, продолжая выплескивать в кривлянии гадкую злость. — Одну неделю похожу черной, потом стану дымчато-малиновой. — Опять смеюсь как ненормальная, уже вовсе не замечая, косятся ли на меня со стороны. — Конечно, заменить тебе стадо женщин я не смогу и прекрасно это понимаю…
— Сейчас же прекрати, — убийственно тихо и категорично говорит Максуэлл.
Я вскидываю брови.
— О-о! Ты указываешь мне, как себя вести. А если я не прекращу, что тогда? Мм?
— Тогда пожалеешь об этом, — так же твердо, но с примесью печали произносит Максуэлл. — Надеюсь… — задумчиво прибавляет он.
Хмурю брови и требовательно спрашиваю:
— Это что, угроза?
— Предупреждение, — говорит Максуэлл.
Замечательно! Я по его милости не нахожу себе места, почти спятила, а он сидит и важничает!
— О чем ты меня предупреждаешь?
— О том, что, как бы ты ни была мне дорога, я даже тебе не позволю над собой издеваться, — спокойно произносит Максуэлл.
Я чуть не задыхаюсь от негодования, а он сужает глаза и прибавляет:
— Ты предъявляешь мне какие-то непонятные претензии, в чем-то меня обвиняешь, но моя совесть чиста.
— Чиста? Совесть? А есть ли она у тебя?
Максуэлл моргает, на его скулах начинают ходить желваки. Он выглядит так, будто ему нанесли смертельную обиду, и это лишь подстегивает мою ярость, хоть где-то в глубине сознания у меня уже пульсирует мысль: хватит, пора остановиться.
— Повторяю еще раз, — медленно произносит Максуэлл. — Или давай тихо-мирно поговорим, или… — Он умолкает.
— Или — что? — задиристо спрашиваю я, объятая отвратительным полувосторгом, полуотчаянием. — Что? Расстанемся? И ты помчишься в объятия одной из своих красоток? Ну и беги!
Лицо Максуэлла делается каменным.
— Я ведь тебя не держу! — распаляюсь я. — Или ты думаешь…
— Максуэлл Деннард! — звучит со стороны входа бодрый женский голос.
Я на миг замираю и медленно поворачиваю голову.
К нам пружинистой легкой поступью подходит блондинка с очень длинными густыми волосами. Макияжа на ее лице самая малость — чуть подкрашены ресницы и поблескивают губы. Но независимость, с какой она держится, выразительность глаз, стройность фигуры и эти роскошные волосы буквально приковывают к себе внимание.
Незнакомка обводит меня беглым слегка удивленным взглядом, поворачивается к Максуэллу, и ее лицо расцветает улыбкой.
— Не виделись сотню лет! Как поживаешь?
— Замечательно, — говорит Максуэлл, тоже улыбаясь, правда весьма невесело.
— Нам бы как-нибудь поболтать, обменяться новостями, — произносит блондинка, заправляя за уши светлые пряди.
— Можем сделать это прямо сейчас, — предлагает Максуэлл. — Ты одна?
Незнакомка растерянно смотрит на меня и на наш маленький столик.
— Пока одна. — Она оглядывается на дверь. — Мы договорились с подругой, но у нее возникли какие-то непредвиденные дела — может, опоздает или вообще не придет.
— Отлично, — говорит Максуэлл, поднимаясь и не глядя на меня.
Я только сейчас понимаю, что он намерен уйти со светловолосой, и мне кажется, что, как только они сделают шаг в сторону, я умру.
— Тогда, если ты не возражаешь, я к тебе присоединюсь, — прибавляет Максуэлл.
Блондинка с растерянной улыбкой смотрит на меня.
— А как же… твоя спутница?
Максуэлл поднимает руки.
— С ней мы поговорили обо всем, о чем хотели, и как раз собрались разойтись.
Незнакомка смотрит на наш столик, на котором лежат меню и нет даже стаканов с напитками — мы не успели сделать заказ, — и пожимает плечами.
— Конечно, я не против.
Максуэлл кивает, бросает мне небрежное «всех благ», и они уходят в глубь зала.