36 
Вытираю салфеткой губы и руки и с любопытством рассматриваю подарок. Очаровательного игрушечного эльфеныша с улыбкой во весь немалый рот. Большущего! Если бы они правда существовали, наверное, и были бы примерно такого роста.
– Это ты здорово придумал! – хвалит Сэмюель, ставя на стол тарелку и чашку для Грегори. – Глядишь, так она быстрее тебя простит. Садись поешь.
Я вскакиваю с места, обнимаю сначала игрушку, потом уже севшего на стул Грегори.
– Спасибо. Если что, будет охранять меня от своих собратьев.
– Нравится? – спрашивает Грегори, весь сияя.
– Еще бы! – Возвращаюсь на место и усаживаю эльфеныша рядом с собой. – Ты что, только за ним и ездил в город?
– Еще заглянул на работу, уладил один вопрос, – говорит Грегори, приступая к еде.
– В субботу утром? – бормочу я, насилу вспоминая, какой сегодня день недели. Когда в этом нет необходимости, предпочитаю не заглядывать в календари и расписания.
– Для некоторых между средой и субботой нет никакой разницы, – чему-то усмехаясь, говорит Грегори.
Задумываюсь. Неужели верно болтают, будто все дела теперь на нем, а отец на их фабрике лишь протирает штаны? Даже если так, сейчас у Грегори отпуск, значит, любые вопросы улаживает кто-то другой – заместитель, помощник. Воспоминание о предприятии Колбертов, вообще о них наводит на странную мысль: Грегори ни разу за почти целую неделю не упомянул про родных. Почему? Складывается впечатление, что его семья – Сэмюель и погибшие Лилиан с Джаспером, а собственных отца и матери не существуют. Сама того не замечая, хмурю брови и пытаюсь вспомнить хоть одну из обожаемых Джосс сплетней. В голове лишь пестрая каша. Я не из тех, кто впитывает слухи точно губка. Может, он Колбертам вовсе не сын? – задаюсь вопросом. Да нет же, это исключено. Не желает о родственниках говорить, что тут особенного? Вероятно, до чертиков от них устал, хочет пожить в другом месте, с другими людьми.
– Что-то не так? – озабоченно спрашивает Грегори.
Сэмюель наконец садится с нами за стол и тоже смотрит на меня с тревогой.
Улыбаюсь, качаю головой. Обвожу восхищенным взглядом эльфеныша, стол с угощениями.
– Нет, все так. Все настолько так, что и представить себе невозможно!
8
День, как и все дни здесь, похож на остальные и вместе с тем совсем не похож. Набродившись и нарезвившись в лесу, я погружаюсь в сладкую дрему, сморенная ласковым солнцем. Меня будит Грегори, легонько шлепая по плечу. Раскрываю глаза и изумленно смотрю на него. Он с таинственным видом кивает в сторону ветвистых кленов.
– Взгляни, – произносит одними губами. – Только тихо. – Подносит к ним палец.
Затаив дыхание, тихонько приподнимаюсь и вижу олененка. Пугливый, на тоненьких ножках, он прислушивается, но нас не замечает. Минуту стоит на месте и несмело уходит прочь.
– А мамаша где? – шепотом спрашиваю я.
– Где-то поблизости, – так же тихо отвечает Грегори.
Домой возвращаемся уставшие и умиротворенные. Отмечаю про себя, что в городе, как бы успешно ни прошел день, никогда не чувствуешь под вечер такого удовольствия, не находишь радости в утомлении. Городская усталость валит с ног и навевает грусть, здешняя же лишь предупреждение: настала пора передохнуть. Чтобы с новыми силами встретить следующий день.
– Ну как, не по душе тебе пришлись стихи Йитса? – спрашивает Грегори.
Мы сидим на скамейке с высокой спинкой возле цветочных грядок. Солнце почти закатилось за горизонт и напоминает о себе лишь дугой оранжевого света. Рука Грегори на моих плечах. Сидим просто как друзья, но окружающее нас пространство будто до предела нагрето и готово воспламениться от малейшей искорки.
– Стихи Йитса? Как тебе сказать… Знаешь, я сегодня прочла еще одно стихотворение, пока тебя не было. Маленькое, строк в десять, и то не до конца…
– Если не до конца, значит, я прав, – говорит Грегори. – Йитс не твой поэт.
– Да нет, ты послушай, – произношу я, почему-то все сильнее и сильнее волнуясь. – Понимаешь, если бы о том, про что я прочла у Йитса, мне сказали бы обычными словами, я, наверное, отмахнулась бы от этого разговора. А тут… Целый фонтан чувств. Хочется поспорить, доказать, что я думаю по-другому…
– Что это было за стихотворение? – немного помолчав, спрашивает Грегори.
Смущенно опускаю глаза. Нет! Не смогу я сказать ему, что стихотворение было о необходимости сдерживаться в любви, – слишком неудобно.
36 
