Особенно,... 
19 
Итак, за неокрепшую душу Хутаева продолжилась упорная борьба. Силы тьмы желали обрести нового слугу. Нанзат начал все на свете объяснять с мистической точки зрения: закат и восход, чередования дня и ночи, везение на экзамене. Каждому из нас, по его мнению был уготовлен свой кармический путь. Мне он предвещал скорый арест за неповиновение духам и торговлю наркотиками. Во время лекций Хутаев отвлекал педагога:
— По-вашему, кровь состоит из металла, да? А душа тогда что — комок эпителия?! Сколько весит душа? Вот когда человек умирает — сколько он теряет? В граммах? Вот видите! И зачем нам эту ложь учить?!
Коротков взывал к спокойствию:
— Нанзат, ты вправе верить во что угодно. Но необязательно же вмешиваться в учебный процесс… Мудрецы вообще, говорят, немногословны…
Замечания только распаляли Нанзата. Он искал любой предлог, чтобы обличить сомнительность и грязь эмпирических учений. Заткнуть его было невозможно. «Вены жизни» подверглись неоднократным нападкам и критике извне. Саран Тогутаева обещала их сжечь. Нанзат никого не слушал и с пеной у рта отстаивал свою веру. Однажды он даже чуть не расплакался.
Рубильников не до конца понимал, что творится с любимым студентом. Он придерживался позиции — «скоро переболеет». Слишком упрямую заумь профессор пропускал мимо ушей.
Перед экзаменами Нанзат подарил Федору Марковичу большой и красивый амулет. Он был сделан из дешевого сплава и походил на обручальное кольцо, только с тонкими прутьями внутри. Рубильников спросил:
— Нанзатик, это как понять? Ты чего хочешь сказать сим жестом?
Нанзатик объяснил:
— Федор Маркович, решил обезопасить вашу душу. Чтобы вы не болели. Носите, пожалуйста, и даже в не снимайте. Это приведет к вашим чакрам энергию ни.
Рубильников удивленно приподнял брови, но подарок все-таки взял.
Так все и шло. Нанзат продолжал разгуливать над пропастью оккультизма, и Федор Маркович уже забеспокоился. Он говорил:
— Да чушь это все! Прекрати засорять себе голову всякой дрянью! Лучше вон гистологию учи. Выучишься нормально — устрою в московскую больницу…
Но Хутаев продолжал:
— Если физраствор энергетически зарядить, то пациент будет выздоравливать гораздо быстрее… Но для этого нужен батюшка. Или, как минимум, хороший знахарь…
Рубильников прикладывал руку к щеке и качал головой. Он начал ставить под сомнение свою привязанность к Хутаеву.
Однажды Нанзат решил посоветоваться:
— Скажите, Федор Маркович, с точки зрения кармы хирургом быть — плохо или хорошо? Я имею в виду — опыт со смертями, великую ответственность…
На этот экзотический вопрос Рубильников ему все-таки ответил. Нанзат случайно, сам того не поняв, ковырнул старинный, но все еще воспаленный шрам.
— Это было в начале девяностых. Я после пяти лет без медицины наконец поступил в хорошую государственную больницу. Шло как обычно — работа, дом, работа. Ничего сверхъестественного, Хутаев… Больные у меня помирали. Как без этого… В общем, лежала у меня одна бабка. Ей было столько, сколько мне сейчас.
семьдесят шесть… Я подключил ее к аппаратуре, собирался выйти, справить нужду. Бабка говорит: «Доктор, отключите хоть на десять минуток. Жара — несусветная, дайте хоть передохну…» Я долго спорил, объяснял что не стоит, но все-таки отключил. А как из уборной вернулся, смотрю — у нее по левому веку ползает муха. Ну, там сразу все было ясно.
Мы все смотрели на Рубильникова открыв рты. Он тотчас поник и заметно потускнел.
— Что тебе, Хутаев, сказать? С точки зрения твоей кармы — да, пожалуй, плохо. Прошло уже десять лет. А бабку эту я до сих пор вспоминаю. И до сих пор себя корю — мог и не дать ей умереть.
Все задумались, притихли. И только Нанзат спрашивает:
— А вы не побоялись, что дух старушки вам отомстит?..
Саран хорошенько треснула Нанзата по башке учебником.
Время шло. Внутри Нанзата сражались две могущественные силы. Сила здравомыслия, которую воплощал профессор Рубильников, и сила потусторонняя, исходящая от некоторых ночных телепередач и прочитанной от корки до корки книги «Вены жизни». В последнее время Рубильников даже пересиливал. Хутаев записался на гистологический кружок.
…Ничто не предвещало беды. Мы сидели за столами и разглядывали в микроскоп какую-то противную желтую слизь. Точно не вспомню, откуда она была изъята. Рубильников шутил:
19 
