— Не помню.
— Это вполне естественно. Как вы можете помнить?
Не имело никакого значения, что они познакомились давно, еще до пламени пожара. Или все-таки имело?..
— Теперь я совсем другой человек.
— Я не жалуюсь.
В голове, подобно молнии, промелькнула мысль: почему его приняла старая дева, в то время как отказались другие женщины? Майкл ослабил хватку и провел пальцами по ее полосам. В отличие от его волос волосы Энн были мягкими и живыми.
— Я тебя спрашивал о твоих желаниях, прежде чем лишить девственности.
— Я объяснила все, что могла.
— Нет. — Прогоняя обоюдную боль, Майкл тихонько массировал ей голову. — Ты повторяла мои слова, когда я говорил, что собираюсь сделать с тобой.
Последовал быстрый и твердый, трогательно предсказуемый ответ:
— Я хотела именно этого.
— Но ты не знала, что мужчины целуют женщинам клитор, — безжалостно настаивал Майкл. — Что пьют их, лижут и берут языком, не подозревала до сегодняшней ночи.
В глазах Энн замерцала бледная искорка желания. Ей понравились его откровенные слова. Такие чувственные речи — залог интимного диалога между мужчиной и женщиной.
— Не подозревала, — наконец неохотно призналась она. Майкл вдыхал ее аромат — страсти, очарования ненадушенной кожи и женского желания.
— Если бы я тебе не рассказал об этих вещах, о чем бы ты меня попросила?
Энн ужасно не хотелось признавать свое невежество, но врожденное благородство не позволяло лгать.
— Не знаю. Я не представляла, что ты станешь меня спрашивать. — Она закрыла глаза, пытаясь спрятаться. — Понятия не имела, о чем просить.
И до сих пор не разобралась.
— Но ты знала, что мужчины прикасаются к женщинам, ложатся с ними в постель. Как ты представляла нашу связь?
— Я думала, ты будешь… меня целовать.
— Ты слышала, что мужчины сосут у женщин груди?
— Нет.
— Воображала, что это будет с тобой?
— Да, — смущенно призналась она.
Майкл подул ей в веки, и Энн распахнула глаза.
— Расскажи. — Ему хотелось разделить ее простое желание. Позабыть хотя бы ненадолго, какое зло мужчины творят мужчинам. Женщинам. Детям.
— Я видела, как матери кормят детей, и подумала, как было бы приятно, если бы мужчина стал так сосать мои груди. Это могло способствовать особой близости между нами.
Дыхание Майкла участилось. Его желание подогревалось ее наивной чувственностью.
— Когда ты об этом думала, ты трогала собственные груди?
Матрас под ним скрипнул.
— Нет.
Он потянулся к ней.
— Не отстраняйся.
Каждый из них был всем, что имел другой. И быть может, последним из людей, до которых другой дотрагивался. Энн повернулась к нему, ее соски уперлись в его грудь, а его член — в ложбинку меж ее бедер.
— У тебя холодные ноги, — задыхаясь, проговорила она, но на этот раз не отстранилась.
Майкл различил биение ее сердца, словно оно колотилось внутри его собственного тела. И ощутил удары пульса в виски.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Не понимаю, чего ты хочешь от меня.
— Правды, Энн Эймс. Ты вольна спрашивать меня о чем пожелаешь. Я тебе не солгу, только не в постели и не о том, что такое страсть. Ты спрашивала, возникало ли у меня желание таких чувственных прикосновений, за которые я готов был бы платить. Да. Последние пять лет я платил за удовольствия. Я знал, что шлюхам неприятны мои прикосновения, и тем не менее шел к ним. Хотел прикасаться к ним и чтобы они касались меня. Временами, когда страсть сходила на нет, я лежал в постели без сна, прикасался к себе сам и недоумевал: почему недостаточно овладевать женщиной, которая тебя не желает? Закрывал глаза и воображал, что где-то есть та, которая мечтает обо мне и не отшатнется, увидев мои шрамы.
В глазах Энн мелькали противоречивые чувства, будто по голубому небу неслись дождевые тучи. Потрясение от того, что мужчина так откровенно говорил, что нуждался в женщине, откровение, что он тоже сам прикасался к себе и желал чего-то большего. Как и она.
— Я хочу тебя, Энн. Хочу превратиться для тебя в любовника. — Майкл потерся губами о ее губы, пока они не раскрылись и ее дыхание не ворвалось в его рот. — Оставайся у меня. Сегодня. Завтра. Весь месяц. Я скажу, о чем тебе просить, чего вправе требовать любая женщина. А потом я дам тебе все это. Ты ничего подобного даже представить себе не можешь. Мы возродим любовные утехи, которые я не испытывал целых пять лет.