— Что она сказала?
— Это не заслуживает перевода.
Голос графини прозвучал ближе: она явно подплыла к той стороне купальни, где находилась ширма.
— Пожалуйста. — Элизабет с вызовом посмотрела на старуху. — Мне бы хотелось знать.
— Она сказала, что все английские леди на один манер. Они презирают ее страну и оскорбляют ее хозяйку. И вообще, все англичанки — трусихи.
— Это не правда! — возмущенно воскликнула Элизабет. — Я не трусиха, — процедила она сквозь зубы и принялась развязывать турнюр, набитый конским волосом. Элизабет, посмотрев в глаза старой арабки, поняла, что должна идти дальше, чтобы доказать свою смелость. И начала развязывать тесемки нижней юбки. Она попросила Рамиэля обучить ее искусству доставлять мужчинам удовольствие. Элизабет развязала тесемки второй нижней юбки, и та быстро соскользнула вниз на груду влажной одежды. Она потребовала у своего мужа развод и теперь рисковала потерять своих сыновей. — Я не трусиха, — повторила Элизабет. Эта старуха не посмеет оскорбить ее!
Быстро избавившись от остальной одежды, она дошла до купальни и прыгнула в воду. Ощущение было великолепным. Погрузившись поглубже, так, чтобы не было видно груди, Элизабет расставила для равновесия руки. Горячая вода нежно ласкала каждый дюйм ее тела. Элизабет еще никогда не чувствовала себя так свободно.
— С вами все в порядке?
Элизабет закружилась в воде.
— Это просто замечательно!
Графиня улыбнулась; несколько прядей светлых волос прилипли к ее лицу.
— Я так рада, что вам понравилось. В настоящей турецкой бане три бассейна — с горячей, теплой и холодной водой. Но я подумала, что для английского климата больше подойдет бассейн с подогревом.
Несколько прядей волос, выбившись из тугого пучка Элизабет, прилипли к ее мокрой шее и спине.
— А у лорда Сафира тоже есть турецкая баня?
— Да, Рамиэль придерживается арабских привычек.
Элизабет хотела попросить их перечислить, но потом передумала. Вдруг окажется, что у него дома заперт целый гарем? Однако если это действительно так, то почему лорд Сафир возвращается домой под утро, да еще насквозь пропитанный запахом женских духов? Элизабет охватил легкий озноб.
— Моя карета ждет меня рядом с домом. Я вообще-то собиралась пробыть у вас недолго… Только чтобы бросить вызов мужу.
— Жозефа! — мягко позвала графиня. Старая арабка подошла к краю бассейна.
— Жозефа… — Графиня обернулась к Элизабет:
— Вы хотите, чтобы за вами вернулась ваша карета, или предпочтете воспользоваться одной из моих?
— Я… пусть за мной заедет мой экипаж, спасибо.
— Жозефа, передай кучеру миссис Петре, чтобы он вернулся за ней через три часа.
Три часа! Служанка исчезла, прежде чем Элизабет успела отменить приказ ее хозяйки. Графиня улыбнулась ей.
— Наконец-то. Теперь у нас достаточно времени, чтобы спокойно поболтать.
Элизабет рискнула зайти поглубже в воду. Она представила, как прекрасные наложницы, расположившиеся по краям бассейна, болтают друг с другом и смеются, чувствуя себя счастливыми в доме Рамиэля.
— Какие они, женщины из гарема? — спросила она. — Красивые?
— О да, очень. — Графиня неторопливо водила под водой руками, создавая маленькие водовороты. — Иначе бы их не купили.
Элизабет почувствовала легкую зависть. Конечно, она не хотела, чтобы ее продали в рабство. Однако ей было бы приятно, если бы мужчины готовы были заплатить за нее большие деньги.
— Лорд Сафир сказал, что наложницы в основном заботятся об удовольствии мужчины и совершенно не думают о себе.
— А… — Графиня прекратила свои ленивые движения. — По большому счету он прав, но я никогда об этом не спрашивала. Арабские мужчины становятся скрытными, когда речь заходит о женщинах.
— Запрет, — сухо проговорила Элизабет. Графиня весело рассмеялась:
— Как приятно разговаривать с женщиной, которая разбирается в подобных вещах!
Элизабет зашла в воду еще глубже, так, что теперь ее подбородок касался поверхности.
— Как бы я хотела научиться плавать.
— Рамиэль — прекрасный пловец. Его первый урок состоялся здесь, в этом бассейне.
Элизабет попыталась обуздать свое любопытство, но не смогла. В воображении она часто видела Рамиэля, занимающегося любовью различными способами; однако ей трудно было представить его в образе любящего сына.
— Сколько ему тогда было лет?