– Мэри! – прошептал Клей, когда темные воды Миссисипи сомкнулись у него над головой и заполнили его пробитые шрапнелью легкие.
– Клей! – закричала Мери, и села на постели. – Нет! Нет! Клей!
Сердце ее стучало так сильно, что от боли Мэри прижала руки к груди. Неожиданно проснувшись посреди ночи, она задрожала и покрылась холодным потом – ладони стали липкими, лицо блестело. Мэри была охвачена жутким страхом – разбудивший ее ночной кошмар показался реальностью.
По ее щекам текли слезы. Женщина попыталась встать. Будучи уже на девятом месяце беременности, она стала довольно неуклюжей и передвигалась с трудом. Неловкие движения матери разбудили ребенка у нее во чреве. Малыш принялся энергично толкаться. Мэри невольно вскрикнула и схватилась за живот. Она поняла, что не в силах передвинуться на край постели, чтобы свесить вниз ноги.
Бедная женщина слышала стук в дверь, но она так плакала, что была не в силах ответить. Дверь медленно отворилась. В неровном свете лампы Мэри увидела, что к ней, хромая, направляется Тайтес.
– Детка, что случилось? – встревоженно спросил он. Глаза его были круглыми от страха. – Ребенок? Что-нибудь с ребенком? Он…
– Нет, нет! Это Клей! Клей убит! Я знаю, Клей умер! Тайтес, Клея больше нет!
– Ничего подобного! – возразил старик.
Он поставил лампу на ночной столик и подошел к постели.
– Что тут случилось? – Завязывая на ходу пояс халата, в комнату торопливо вошла Мэтти.
– Ах, Мэтти! Клей убит! Я это знаю! Я видела это во сне, и это было так реально, что я знаю…
– Тсс! – сказал Тайтес, ласково похлопывая Мэри по огромному животу. – Вы навредите себе и ребенку, если не будете осторожны!
– Мне надо встать! Помоги мне встать! – взмолилась она. Мэтти была уже у кровати. Она локтем отодвинула Тайтеса, наклонилась и обняла Мэри своими мягкими полными руками. Прижавшись щекой к белой головке Мэри, она прошептала:
– Это всего лишь плохой сон, детка! Полежи, отдохни! Ты скоро заснешь!
– Нет! Я не могу! Случилось что-то ужасное! – простонала Мэри. – Говорю тебе, я все видела. О Господи, я видела Клея…
– Это был только сон, – прервала ее Мэтти и знаком велела Тайтесу помочь ей уложить встревоженную женщину на подушки. – То, что ты видела, это всего лишь плохой сон. Ужасный кошмар. Это неправда.
Но толстуха не смогла убедить Мэри, и она продолжала плакать. Двое старых слуг суетились вокруг, пытаясь успокоить хозяйку. Они говорили ей, что если бы с капитаном что-нибудь случилось, об этом было бы известно в штабе. Разве вчера лейтенант Бриггс не говорил ей, что под Виксбургом янки не потеряли ни одного корабля? Ни единого!
– Я посижу с тобой здесь, пока ты не заснешь! – пообещала Мэтти.
– Я тоже побуду здесь! – немедленно откликнулся Тайтес.
– Нет нужды нам обоим здесь оставаться, – возразила ему Мэтти и попросила: – Принеси губку. Деточка вся горит.
Бормоча что-то про себя, старый Тайтес, хромая, прошел в мраморную ванную и принес губку и фарфоровую миску с прохладной водой. Мэтти тут же забрала у него миску и стала обтирать Мэри лоб и заплаканные щеки. Потом засунула руку в вырез ночной рубашки и обтерла плечи и набухшие груди молодой женщины. Работая, она что-то ласково приговаривала, а, закончив дело, принялась тихим, успокаивающим голосом напевать старую негритянскую песню, которую Мэри очень любила в детстве.
Наконец Мэри начала успокаиваться. Рыдания ее становились все тише, а потом и вовсе прекратились.
Мэтти улыбнулась и сказала:
– Ну а теперь, милое дитя, закрой глазки и забудь про свой кошмар. А я останусь здесь, пока ты не заснешь.
И прежде чем старушка отослала его, Тайтес взял руки Мэри в свои узловатые ладони, наклонился и сказал:
– Я тоже останусь, мисс Мэри Элен. Да, я тоже. Посижу здесь у постели, пока вы снова не заснете.
Старики придвинули стулья поближе к постели и скоро крепко заснули.
А Мэри заснуть не смогла.
Она не сомкнула глаз до самого утра.
Глава 42
– Я признаю только солнечный свет…
Эти слова были выбиты на мраморном циферблате солнечных часов на нижней террасе Лонгвуда.
Тридцать четыре года стрелка этих часов работала исправно. Она трудилась с той самой чудесной весны 1829 года, когда Джон Томас лично наблюдал за установкой часов на северной лужайке своей усадьбы. С тех пор медная стрелка на мраморном циферблате медленно, но неутомимо ходила по кругу.