Болезненно переживая просочившиеся на волю слухи о свидании, Каляев писал перед казнью: «Теперь, когда я стою у могилы, все кажется для меня сходящимся в одном — в моей чести как революционера, ибо в ней моя связь с Боевой организацией за гробом». Так никогда и не узнав, что во главе Боевой организации эсеров стоял полицейский агент Е.Азеф, Каляев был казнен в ночь на 10 мая в Шлиссельбургской крепости. Перед казнью крест целовать он отказался, но поцеловал священника. Палач «не сумел как следует накинуть петлю, — вспоминает Гершуни, — и Иван Платонович так долго бился в судорогах, что присутствующий при этом начальник штаба корпуса жандармов барон Медем грозил палачу расстрелом, если он не прекратит муки повешенного».
19 февраля был опубликован царский рескрипт министру внутренних дел А.Г.Булыгину о созыве законосовещательной думы. 6 июня Николай II принял представителей съезда земских и городских деятелей, сказав им: «Отбросьте ваши сомнения. Моя воля, воля царская — созвать выборных от народа — непреклонна». Прошло десять лет с тех пор, как 17 января 1895 года он читал тем же людям нотацию о «бессмысленных мечтаниях об участии представителей земства в делах внутреннего управления». Теперь же и законосовещательная дума, и успокоительные речи никого не успокаивали — все части огромного механизма, именуемого российским государством и обществом, дергались вразнобой, все более расшатывая его. К волнениям в деревне и в городах добавились мятежи в армии и на флоте, всего через неделю после царской речи земцам выбросил красный флаг броненосец «Потемкин». Глава полиции генерал-майор Трепов, прозванный Витте «вахмистр Гамлет», бросался из одной крайности в другую. Именно к нелюбимому царем Витте начали обращаться взгляды как к единственному человеку, способному без большого урона закончить войну и обуздать революцию.
Сергею Юльевичу Витте шел пятьдесят седьмой год. По матери у него были предки среди русской аристократии, но отец его был из голландских выходцев, получивших дворянство, как и отец Ленина, за личные заслуги. После смерти отца С.Ю.Витте начал службу на частной железной дороге. В 1888 году он потребовал, чтобы снизили скорость императорского поезда, сказав, что он «государю голову ломать не хочет». Александр III был поражен его дерзостью, но через два месяца императорская семья чуть не погибла в железнодорожной катастрофе в Борках — и Витте был назначен директором Железнодорожного департамента Министерства финансов. Александр III сильно увлекся Витте: уже в начале 1892 года тот был назначен министром путей сообщения, а через несколько месяцев — министром финансов. Это внезапное назначение привело к бюрократическому курьезу: только что Витте направил в Министерство финансов бумагу с убедительными доводами, что Департамент железнодорожных дел должен быть переведен в Министерство путей сообщения, а теперь сам ответил на нее, что, по еще более веским основаниям, департамент должен остаться в Министерстве финансов.
Напористый выскочка, со своими резкими манерами и новороссийским акцентом, Витте как нож в масло входил в слегка расслабленную петербургскую бюрократическую среду. Никогда не став там «своим», он благодаря воле, уму и креативным способностям десятилетие доминировал в правящих кругах, и прежде всего с именем Витте связывают промышленный бум девяностых годов. Он оказывал также значительное влияние на внешнюю политику, но именно из-за их расхождений в дальневосточном вопросе царь в 1903 году снял Витте с поста министра финансов и назначил на почетный, но лишенный реального влияния пост председателя Комитета министров. Теперь, после русских поражений, Витте, вообще на язык несдержанный, говорил на каждом углу о «мальчишеской политике», «авантюре», о том, как он был прав. Все это любви Николая II к нему не усиливало — пришлось, однако, идти на поклон к Витте.
Президент США Теодор Рузвельт предложил России и Японии свое посредничество, и оно было принято. Назначаемые царем главноуполномоченные для переговоров, однако, отказывались, понимая, что после поражений мир почетным быть не может, но именно их потом царь, армия и придворная камарилья объявят виновниками позорного мира. Скрепя сердце царь обратился к Витте, все еще надеясь, что мирные переговоры — это уловка успокоить общественное мнение, японцы потребуют слишком многого, Витте не уступит — и в возобновившихся военных действиях русская армия покроет себя славой. А не покроет — так Витте виноват, не сумел заключить мира.