104 
После этой пылкой речи Мал-мала Чокнутый Артур, державший свой полноразмерный полицейский жетон, словно щит, воззрился на Тиффани с выражением одновременно смущённым и вызывающим.
Но Тиффани была ведьмой.
— Позволь сказать тебе кое-что, Мал-мала Чокнутый Артур, и постарайся хорошенько понять мои слова. Ты вернулся домой, Мал-мала Чокнутый Артур.
Щит выпал из его руки.
— Айе, мисс, я и сам то понял. Полицей не должен такого говорить, что я сейчас молвил. Он должен говорить о суде, судьях, приговорах и тюрьме, и он должен говорить, что негоже людям брать закон в свои руки. Так что я верну, разумеется, свой жетон, прежде чем остаться здесь, с моим народом, который, как я надеюсь, начнёт отныне немного лучше заботиться о собственной гигиене.
Остальные Фиглы зааплодировали, хотя Тиффани и сомневалась, что они поняли всё, что он сказал, особенно насчёт гигиены и уважения к законам.
— Я обещаю, — сказал Тиффани, — что курган никто больше не тронет. Я прослежу за этим, ясно?
— Очч, ясно, — со слезами на глазах пробормотал Мал-мала Чокнутый Артур. — Всё сие распрекрасно, но как можешь ты ведать, что станется у тебя за спиной, когда ты упорхнёшь куда-нито по своим оччень важнецким ведьмовским делам? Что тогда станется?
Все глаза обратились к Тиффани, в том числе и козлиные. Она поступила так, как надеялась никогда больше не поступать, потому что это было невежливо: взяла Мал-мала Чокнутого Артура в руку и подняла его на уровень своих глаз.
— Я карга этих холмов, — объявила она, — и я клянусь тебе и другим Фиглам, что к вашему кургану никогда больше не придут с холодным железом. Он никогда не окажется у меня «за спиной», но всегда будет на глазах. И пока будет так, ни одна живая душа не тронет ваш курган, если хочет и дальше оставаться живой. И если я нарушу эту клятву Фиглам, пусть меня протащат через семь кругов ада на метле, утыканной гвоздями.
Строго говоря, призналась сама себе Тиффани, всё это были пустые слова, но Фиглы не признавали клятв, не содержащих в себе грома, молний и страшных кровавых обещаний. Каким-то образом, кровь придавал клятве официальность. «И я действительно прослежу, чтобы курган никогда больше не трогали. — подумала она. — Теперь Роланд не сможет мне отказать ни в чём. Кроме того, у меня есть секретное оружие: доверие юной леди, которая вскоре станет его женой. Ни один мужчина не способен сопротивляться в подобных обстоятельствах».
Лицо Мал-мала Чокнутого Артура озарилось светом веры:
— Хорошо сказано, мистрис, и позвольте, пользуясь случаем, испросить ваших объяснений касательно свадебного обычая и что потом бывает. Для тех из нас, кто мало с браком знаком, всё это оччень любопытственно есть. Можно им задавать вопросы?
Угрозы жуткого призрака были и без того ужасны, но перспектива отвечать на вопросы Нак Мак Фиглов касательно человеческой семейной жизни показалась Тиффани ещё ужаснее. Объяснять, почему она не хочет давать объяснений, не имело смысла.
Поэтому Тиффани просто сказала стальным голосом «нет!» и осторожно опустила Артура обратно на пол.
— Не надо было вам подслушивать, — добавила она.
— Почему нет? — изумился Вулли Валенок.
— Просто не надо! Я не собираюсь объяснять. Нельзя, и всё тут. А теперь, джентльмены, я хотела бы побыть одна, если вы не против.
«Всё равно они будут за мной следить», — подумала она. Они всегда следили. Она вернулась в главный зал и села поближе к огромному камину. Даже в конце лета в зале было холодно. Его стены были для защиты от холода камней увешаны гобеленами. Вышивки пестрели обычными для такого рода драпировок сюжетами: люди в доспехах размахивали мечами, луками и топорами, поражая других людей в доспехах. Учитывая, что битвы обычно происходят очень быстро и шумно, модели, изображённые на этих вышивках, видимо, должны были замирать на месте каждые две минуты, чтобы дать возможность вышивающим леди ухватить общую картину. Тот, что висел у камина, Тиффани помнила во всех деталях с самого детства. Все дети помнили. Они изучали свою историю по этим гобеленам, особенно если поблизости оказывался старик, который мог объяснить, что именно там происходило. Однако гораздо интереснее было самой сочинять истории про этих рыцарей, например, про вон того, что со всех ног бежит за своей лошадью, или про другого, которого лошадь явно сбросила, и он торчит вверх ногами, воткнувшись в землю острой верхушкой шлема — позиция, которую даже дети признавали явно не слишком удачной на поле битвы. Эти солдаты были словно старые друзья, застрявшие в древней войне, причин и названия которой никто на Мелу всё равно не помнил.
104 
