– Полагаю, в этом перечислении заслуг есть какой-то смысл? – вмешался Фицрой. Редпас смерила его взглядом.
– Да, сенатор, – холодно ответила она, – вы правы. Наши враги – враги всех цивилизованных людей. Однако, будучи частной организацией, мы лишены того профессионального преимущества, которое обычно распространяется на особых агентов правительственных служб.
– О чем это вы? – с вызовом осведомился сенатор.
– Об официально санкционированной секретности. – С этими словами Редпас повернулась к Самптеру. – Следовательно, – продолжала она, – «Риск лимитед» старается быть как можно более незаметным. Мы крайне обеспокоены потенциальной опасностью для наших сотрудников, возникающей в случае подобных заседаний.
Самптер кивнул. Подавшись вперед, он уставился на своего коллегу из Новой Англии.
– Чтобы обеспечить конфиденциальность, – произнес Самптер, – протокол нынешнего заседания, как и многих других заседаний нашего комитета, будет изъят из наших архивов.
Фицрой выслушал его с отсутствующим видом.
– Посол Редпас и ее коллеги сегодня явились сюда добровольно, – продолжал Самптер. – Потому нельзя допустить ни утечки информации, ни упоминаний в прессе о деятельности «Риск лимитед» и так далее.
Фицрой взглянул на часы. Секретарь склонился над креслом и что-то зашептал сенатору на ухо.
– Упомянув об этом, – добавил Самптер, – я передаю слово своему давнему другу сенатору Фицрою, который потребовал личного присутствия на этом заседании представителей «Риск лимитед».
Еще несколько секунд Фицрой продолжал приглушенно переговариваться со своим секретарем. Он рассчитал время с точностью, которую можно приобрести, лишь всю жизнь вращаясь в политических кругах: пауза была, достаточно длинной, чтобы показаться бестактностью, но не явным оскорблением.
Дэни тонко улыбнулась. Не надо было становиться завсегдатаем коридоров вашингтонской власти, чтобы понять: Фицрой не принадлежит к числу поклонников «Риск лимитед».
Лицо сенатора, так часто мелькающее в разделах новостей и светской хроники всех газет страны, в жизни оказалось одутловатым и багровым. Он пользовался репутацией пьяницы и сластолюбца.
Ничего нового, мысленно отметила Дэни. Большинство политиков Вашингтона имеют такую же репутацию.
Молодой человек в круглых очках, с лощеной внешностью студента престижного университета продолжал вполголоса совещаться с сенатором Фицроем. Секретарь перелистал несколько страниц некоего документа, указал на несколько пунктов и вручил документ сенатору.
Нетерпеливым жестом водрузив на нос бифокальные очки, Фицрой уставился на стопку бумаг. Выждав еще несколько мгновений, он развернулся вместе с креслом к столу для свидетелей.
– Благодарю вас, господин председатель, – произнес он. – Позвольте заверить моих уважаемых коллег, что с моей стороны не будет допущено ни малейшей утечки какой-либо информации.
Самптер невозмутимо кивнул.
Несмотря на сдержанные и даже любезные заявления, Дэни сразу поняла: эти двое не питают особого уважения друг к другу.
– И в то же время, – продолжал Фицрой гулким, но надтреснутым голосом, – я обеспокоен засильем частных служб в сфере международного правоприменения. По моему глубокому убеждению, вопросы жизни и смерти должны быть оставлены на усмотрение должным образом созданных правительственных структур.
Самптер слушал его невнимательно. Очевидно, Фицрой уже не в первый раз излагал подобные взгляды.
– Прежде всего, – добавил Фицрой, поворачиваясь к Редпас, – у меня возникают сомнения относительно действий частных организаций, подобных вашей.
– Потому мы и оказались здесь, – отозвалась Редпас.
– Надеюсь, вы не станете спорить, – осведомился Фицрой, – что частные агентства безопасности буквально кишат дискредитированными агентами разведки и безжалостными частными сыщиками, которые бесплатно проходят подготовку в правительственных органах, а затем продают свои услуги каждому, кто только в состоянии заплатить за них, – к примеру, транснациональным корпорациям, которые нанимают армии частных агентов за рубежом ради своей выгоды?
Редпас едва заметно улыбнулась, очевидно, забавляясь тирадой сенатора.
– Сенатор Фицрой, – ответила она, – ваше заявление перегружено нелицеприятными эпитетами и ошибочными предположениями.
Выпрямившись, Фицрой пристально уставился на нее, словно удивленный прямотой опровержения. Он открыл рот, но Редпас продолжала, не давая ему возразить: