Подорогин сунул фонарик в карман и двинулся дальше по тропе.
В примыкавших к лесу заболоченных низинах собирался туман. Была половина шестого, но казалось, что еще стоит глубокая ночь. Облачность разнесло, в усыпанном звездами небе, тронутая по краю тенью с сизовато-красной, цвета нарыва, каймой, пучилась ущербная луна. Тропинка понемногу сползала в раскисший кювет, под ногами начинало чавкать, и вскоре Подорогин был вынужден вернуться на пути. От недосыпа и курения натощак в голове у него как будто тоже поднимался туман — плотный, приливавший болью к вискам, застилавший глаза. Дважды, спотыкаясь между шпалами, он только чудом оставался на ногах, а на третий раз, взмахнув рукой, упустил в темноту топорик.
На излете затяжного, почти в километр, поворота дорога сходилась в колею и ныряла в туннель под отлогой, почти невидимой в темноте горой. Встав у высокого, сложенного полукруглой аркой портала, Подорогин посветил внутрь. Ему удалось рассмотреть только спекшийся щебень насыпи да жирную трещину на сводчатом потолке. Рельсы уходили в кромешную тьму. Подорогин поднял с насыпи камень и бросил его вдоль пути. Донесся короткий дробный звук падения. Тока воздуха не чувствовалось, огонек зажигалки горел под аркой, словно под стеклом керосинки — туннель был тупиковым, либо имел капитальное перекрытие. Минуту-другую Подорогин стоял в нерешительности, разминая шею и осматриваясь, затем оправил куртку, зажег фонарик, громко, как будто готовился опрокинуть рюмку, выдохнул и со словами: «мы едем, едем, едем…», — двинулся в туннель.
Через несколько шагов температура падала до того резко, что у него заслезились глаза. Именно тут, а не под аркой, пролегала настоящая граница между поверхностью и подземельем. И так же вдруг, как похолодало, изменились — словно переключились — и запахи: с пряной и сырой весенней разнотравицы на грибную затхлость склепа. Промозглый холод пробирал до костей. Подорогин застегнул молнию куртки по ворот и сунул свободную руку в карман. Чтобы одолеть озноб, этого, однако, оказалось недостаточно, он был вынужден прибавить шаг. Луч фонарика плясал по цементным стенам со змеящимися связками кабелей, перескакивал на ржавые, кое-где покрытые мхом рельсы, поджигал ледяными брызгами плесень на шпалах. Между стенами и насыпью тянулся кювет со стоялой водой и грязью. Звук шагов столь причудливо отражался от потолка, что казалось, будто по нему тоже идет кто-то, и Подорогин то и дело вскидывал голову. Через каждые десять-двенадцать метров на правой стене появлялись крупные, нарисованные известью стрелки, которые указывали направление внутрь туннеля. Точно такими же стрелками, но только повернутыми остриями к выходу, была размечена противоположная глухая стена. Справа Подорогин дважды миновал приваренные к косякам железные двери — у первой в щель между рамой и стеной можно было рассмотреть развороченный, точно взрывом, трансформатор, из-за второй доносился гулкий, как из бочки, плеск воды. Чем дальше от входа, тем гуще покрывался потолок трещинами и грибком, и тем чаще Подорогин был вынужден обходить вывалившиеся из свода куски бетона. Проводка ламп заросла каким-то растением, свисавшим местами до самой земли. Темнота нехотя, толчками пятилась перед рассеянным лучом.
Интересно, — думал Подорогин, чувствуя, что надо чем-то занять себя, отвлечься от монотонного мельтешения шпал и стрелок, — надолго ли хватит фонарика? Случайный, выскочивший почти наобум вопрос этот ни с того ни с сего оказался не праздным — длина туннеля была ему неизвестна.
«Так, — сказал он, сбавляя поневоле шаг. — Так». Он остановился и погасил фонарик. В темноте стали видны лишь фосфоресцирующие багровые пятна перед глазами. «Так», — повторил он, закрывая и открывая глаза. На ум явилась снятая инфракрасной камерой сценка из развлекательной программы: человек, шаря перед собой руками, входит в просторное, заполненное притихшими статистами помещение…
Вместо обычной лампы накаливания фонарик имел ксеноновые диоды. Подорогин откуда-то слышал, что от обычных щелочных батареек такие диоды могут давать непрерывный свет несколько суток. Проблема заключалась в том, что он понятия не имел, насколько свежи батарейки. Он услышал, как громко он дышит, и как на шум его дыхания с чуть уловимым запозданием наслаивается посторонний, паразитный ритм, похожий на эхо. «Вода, — подумал он, — эхо водопада из-за двери». Однако дверь, из-за которой доносился плеск, осталась далеко позади. Он обмер, прислушиваясь, а секунду спустя сердце его ухнуло вниз и колотящимся поплавком всплыло поперек горла: он понял, что во тьме перед ним кто-то есть. Буквально в двух-трех шагах, рукой дотянуться. Это было не наваждение, но абсолютная, крепнущая от секунды к секунде уверенность. В темноте перед ним находился кто-то, кто, стараясь не выдать своего присутствия, дышал с ним в унисон. Вот оно как, подумал Подорогин, боясь пошевелиться, даже сглотнуть слюну, и представляя себя большой плоской мишенью. Включить фонарик и обнаружить того, кто сейчас стоял перед ним, значило одно из двух: лишиться либо рассудка, либо жизни.