20 
— Да, останься, — слабым голосом попросил Хоакин.
Кассандра с радостью села обратно на стул и, расчувствовавшись, сказала:
— Хорошо, Хоакин. Я с радостью останусь с тобой до приезда твоей родни. Я буду оставаться с тобой столько, сколько ты пожелаешь. Можешь всецело рассчитывать на меня.
Кассандра растроганно посмотрела на него. Она чувствовала, как пылают ее щеки, а по ним текут слезы — слезы умиления…
Еще пару дней Хоакин претерпевал неприятные последствия падения. У него случались сильные головные боли, головокружение, тошнота. Он очень быстро утомлялся и засыпал чуть ли не посреди разговора. Иногда больной путался в воспоминаниях, но Кассандра и не пыталась поправлять его.
Порой он бывал капризен, но как-то по-детски. Кассандра готова была снести от него и не такое. А в целом она была несказанно счастлива. Это счастье лучилось из ее глаз, соскальзывало с губ. Кассандра была легка и подвижна, услужлива и обходительна. Она следила за всем — за показаниями приборов, за температурой, симптомами, врачебными назначениями и их соблюдением…
В палату Хоакина постоянно норовили зайти посетители, и Кассандра регулировала этот нескончаемый поток родственников, друзей, коллег, многократно с неослабевающим доброжелательством разъясняя всем и каждому, чем чревато утомление для пациента.
Почти все это время с ней был Рамон, чуть реже — Мерседес и Алекс, у которого уже была собственная семья. Навещал и отец.
Кассандра старалась подмечать в состоянии возлюбленного каждую мелочь. Ее, например, поразило то заметное усилие, с которым Хоакин выслушивал занудные повествования брата Алекса о его малыше. Раньше она этого за ним не наблюдала. Разговаривая с родственниками теперь, он почти не отпускал своих обычных шуточек, не поддевал их. Иногда он просто терял нить разговора, что родные списывали на рассеянность, вызванную усталостью, и покидали его.
Дни стояли погожие, ночи — ясные. По ночам у его постели горел слабый ночник, и поэтому мир за окном вырисовывался черным прямоугольником окна, только насекомые колотились в стекло, прося приюта.
Хоакин ел мало и без удовольствия. Часто его лицо искажалось судорогами отвращения, но он превозмогал их, старался не жаловаться. А если и позволял себе поворчать, то делал это безадресно и никого не винил, что всякий раз удивляло Кассандру.
Когда он хотел пить, то виновато просил ее подать чашку с водой. Кассандра придерживала его за плечи, когда он пил, а после нежно вытирала салфеткой губы. Он всякий раз благодарил ее, а потом, когда наступала тишина, засыпал на несколько минут. И она снова с удовольствием разглядывала его спящего.
Сама Кассандра не спала уже несколько ночей, но она даже не испытывала такой потребности, подпитываемая неизъяснимым счастьем. И она всегда была рядом, при нем.
Кассандра рассчитывала, что Хоакин быстро поправится, потому что доктора давали самые оптимистичные прогнозы. Но тихие и погожие дни сменились пасмурными и дождливыми, и Хоакин стал чаще испытывать дискомфорт и быстрее утомляться. Он мог забыть слово, сказанное полминуты назад, забыть собственную мысль, еще не высказанную. И это причиняло ему сильные мучения. Казалось, туман, заполонивший собой улицы, проник и в его мозг.
Впрочем, по прошествии нескольких дней можно было с уверенностью сказать, что Хоакин Алколар стремительно идет на поправку. И снова засияло летнее солнце в настроении Кассандры, как и за окном.
Случались конфузные моменты забывчивости, но это скорее вызывало смех, чем волнение.
Хоакин стал живее приветствовать визитеров, охотнее задавал вопросы, добродушно шутил, начал лучше питаться, старался обходиться без помощи Кассандры, от чего та где-то глубоко в душе расстроилась.
Незадолго до выписки женщина осторожно сказала:
— У тебя такая страшная вмятина на голове. Твое счастье, что обошлось почти без последствий. А что ты сам помнишь о происшествии?
Этот простой на первый взгляд вопрос поставил Хоакина в тупик.
— Что помню? По правде говоря… ничего не помню. Но я думаю, это и не удивительно после такого-то падения. Главное, доктор говорит, что излечение идет нормально. А то, как это случилось, полагаю, в сложившейся ситуации значения не имеет, — с добродушной улыбкой проговорил он.
— Если ты так считаешь…
— Судя по вашим разговорам, это произошло у дома Рамона. Так? — спросил он.
20 
