— Ребята, ребята! — пытался Волошин урезонить расшалившуюся тусовку. — Вы же так и не выбрали! Напоминаю: если вы не выберете одного, придется посадить всех!
Это отрезвило собравшихся. Олигархи тяжело плюхнулись на стулья и налили себе лимонаду.
— А я знаете как умею? — сказал Лесин, отдуваясь. — Я вот какую знаю: давайте, выставляйте кулаки! Все выставили пухлые кулачки.
— Не один, оба! — командовал Лесин. — Ты, Лисин, не отвиливай! — подбодрил он почти однофамильца. — А теперь поехали: шла кукушка мимо сеток, а за нею стая деток, все кричали: «Кукумак, убирай один кулак!»
Церемония была действительно сложной, как и большинство лесинских церемоний, и такой же юридически безупречной. Ткнутый пальцем в итоге очередного произнесения «Кукушки» убирал один кулак. Кто первым оставался без кулаков, тот выходил. Последними с кулаками остались, естественно, Гусинский и Березовский. Напряжение нечеловечески возросло.
— А я еще вот какую знаю, — быстро затараторил Березовский. — Шел крокодил, трубку курил, трубка упала и написала…
— Не сбивай, Боря, — сквозь зубы сказал Лесин. — У нас общие правила для всех.
Гусинский обреченно зажмурился.
— …Все кричали: «Кукумак, убирай один кулак!» — закончил Лесин. Березовский вышел. Гусинский остался.
— Ты знал, ты знал! — кричал Гусинский. — Это несчитово! Все подстроено! Это ты, Чубайс, наглая рыжая морда!
Чубайс отвернулся. Он никогда не мстил обреченным и только жалел, что однокашник проигрывает так некрасиво. Это клало тень на профессию.
— Ладно, Вован, — сказал Ходорковский. — Все было честно, все видели.
— Ну почему всегда я! — расплакался Гусинский. — Как обыск, так у меня, как в масках — так у меня!
— Да хоре, Вова! — не выдержал Евтушенков. — Чего ты как маленький! Ты же сам попросил, чтобы к тебе пришли в масках! Ты их сам заказал, чтобы рейтинг поднять! (Имелся в виду забавный эпизод, когда в офис Гусинского явились веселые гости в масках зайчиков, белочек и трех поросят, чтобы немного развеять олигарха, чье угрюмое оппозиционное бурчание всем надоело.)
Гусинский понял, что отступать некуда. Он приготовился проигрывать с достоинством.
— Ну хорошо, — сказал он важно. — Уговорили. Но только на моих условиях.
— Какие условия? — насторожился Волошин. — Если отдельные олигархи думают, что могут диктовать свои условия государству, то государство им очень скоро докажет совершенно обратное…
— Не надо, Саша, — отмахнулся Березовский. — Все свои. Говори, Володя, свои условия.
Все-таки никто не знал, на каком количестве осаленных олигархов остановится Путин, и следовало на всякий случай оговорить пристойную обстановку.
— Во-первых, не больше чем на четыре дня, — важно начал Гусинский, вообще очень любивший общее внимание. Он почувствовал, что в его положении есть существенные плюсы: теперь все остальные олигархи перед ним как бы слегка виноваты, он мученик и может диктовать условия. — У меня переговоры.
— У всех переговоры, — крикнул Абрамович.
— Ладно, ладно, — записал Волошин, имевший указание не слишком перечить олигархам, когда они наконец изберут агнца на закланье. — Четыре дня.
— Или даже три, — нажал Гусинский.
— Первое слово дороже второго! — рассердился Волошин.
— Первое слово съела корова, — с достоинством парировал Гусинский.
Олигархи одобрительно зашушукались. Вообще с тех пор как Гусинского решили закласть, его авторитет неуклонно возрастал. Березовский ему даже немного позавидовал и решил, что в следующий раз надо будет посчитаться как-нибудь так, чтобы подставиться самому.
— Итак, на три дня, — продолжал Гусинский. — Мобильник, конечно, сохраняется, это вне обсуждения…
— Мобильник не положено, — виновато сказал Волошин. — Холодильник.
— Да, холодильник, телевизор — это само собой, это я даже не упоминаю. Номер желательно двухместный, — Гусинский из книг знал, что в одноместном скучно.
— Двухместных нет, — покраснел Волошин. — Только трехместные.
— Да вы что! — возмутился Гусинский. — Совершенно уже деградировали, вообще! Двухместных номеров нет! У нас правовое государство или что?
— Знаешь, Володя, ты не заносись, — отечески сказал Волошин. — Ты все-таки не на курорт едешь. Еще девочек закажи.
Олигархи подло захихикали. Перемены их настроений, как и во всяком детском сообществе, были стремительны: недавний кумир немедленно обращался в изгоя.