ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  27  

— Нас учат, — сказал Игорь.

— Чему?

— А вот этому. Незаметность в толпе, смена масок. Я разведчик-эвакуатор, хочешь ты этого или нет.

— Да, да, конечно! Ты разведал меня и эвакуировал, и я два месяца прожила в твоем дивном новом мире, со зверскими деньгами! Ты столько всего придумываешь, я так тебе благодарна. Не сердись, милый, что какие-то твои игры я поддерживать не в состоянии, потому что у меня есть муж и дочь, и это очень взрослая жизнь. Как все художники, я была и буду ребенком и готова с тобой играть в любые игрушки относительно меня, но не пытайся сочинять мне сюжеты про Сереженьку и Подушеньку, съемка окончена, всем спасибо! — Она снова чмокнула его, на этот раз в глаз. — Мой миленький глазик, такой красненький.

— Я тебя тоже очень люблю, — сказал Игорь. — Я так тебя люблю, что даже тебе верю. Хотя у наших есть правило никогда не верить вашим.

— Это еще почему? Я могу обидеться.

— Да обижайся сколько влезет. Просто ваши рано или поздно обязательно предают наших, и я слишком хорошо знаю, как это бывает.

— Может, ваши сами сбегают? Когда все становится серьезно?

— Это точно, — кивнул он. — Когда у вас все становится серьезно, нам тут делать больше нечего. Вам, впрочем, тоже. Но вашим как раз очень нравятся эти ситуации. Можно такое себе позволить — мама дорогая!

— Пошли к тебе. Пожалуйста, пошли к тебе. Еще немножко, и я перейду на следующий уровень. Мне станет очень-очень грустно, я буду реветь. Потом мне станет очень-очень зло. А сейчас я очень-очень хороша для тыбыдым, я гожусь для этого в высшей степени.

— Катя, — он взял ее за плечи и встряхнул. — Катя, детка. Сегодня не будет никакого тыбыдым. У меня теперь очень, очень много работы. Ты же видишь, я в «Офисе» почти не появляюсь. Только тебя забираю.

— Почему не будет тыбыдым? — захныкала Катька. — Ты не смеешь у меня отбирать единственную радость… дурык…

Она слегка поколотила его маленькими твердыми кулачками.

— Ты что, только в процессе тыбыдым теперь можешь нормально разговаривать?

— Не знаю. Пойдем к тебе, а? На нас уже смотрят. Ну пойдем, пожалуйста, я так люблю, когда у тебя… Не хочешь тыбыдым — не надо тыбыдым, просто посидым…

В этот раз все было удивительно грустно. Катька гладила его затылок, тощую спину с выступающими лопатками, костлявые плечи, почти безволосую грудь, целовала в глаза и брови и вообще чувствовала себя так, будто прощалась навеки. Все было очень нежно, медленно и бессловесно.

— Правда, будто навек, — сказала она наконец. — Ужасная вещь расставаться навек, никому не пожелаю. Ведь ты не улетишь без меня?

— Нет, — сказал он глухо, — я не улечу без тебя.

— Нет, лучше лети. Я эгоистка. Я не имею права тебя задерживать, ты здесь погибнешь. Наши пертурбации не для вашей конституции. Скажи, а никак нельзя там пересидеть страшное — и вернуться?

— Никто еще не возвращался, — сказал он.

— Это я знаю. А почему?

— Не знаю. Я вот курсирую туда-сюда, и мне тоже трудно, но я еще кое-как могу. Потому что я там вырос, и мне слетать в ваш ужасный мир — не такое уж испытание. А ваш человек вырос здесь, и когда он попадает туда — для него мысль о возвращении уже совершенно невыносима. Ну как… с чем бы сравнить? Надзиратель, допустим, может жить дома и каждый день ходить в тюрьму и обратно. А заключенный, если освободится, никогда уже не вернется в тюрьму, по крайней мере добровольно.

— Но если он там у вас чего-нибудь начудит, его же вернут насильственно?

— Было несколько раз. Они потом называли себя «духовидцы». Рассказывали ужасные глупости про какие-то дома в тридцать локтей, про золотые комнаты… Жуткие шарлатаны, эвакурированные по ошибке. У нас каждый такой случай в учебниках разбирается. А тут на этих духовидцев чуть не молились, каждому слову внимали… Как можно верить людям, которых сослали обратно на Землю? Это же как блядь, которую выгнали из блядского общества за блядство! А нормальный человек по доброй воле сюда сроду не вернется…

Словно подтверждая ее слова, за окном что-то бухнуло.

— Выхлоп, — успокаивающе сказал он.

— Нет, — медленно проговорила Катька, — не выхлоп.

— Если я говорю, значит, знаю! — крикнул он неожиданно. — Почему ты не хочешь понять!

— Тише, тише… Маленький, я все поняла.

— Ты ничего не поняла, и никогда не поймешь. И черт с тобой, я пойду против всех инструкций. Завтра в три включи телевизор, тогда, может, и до тебя дойдет.

  27