ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  97  

— Скажи, а ты тоже… ждал, что все рухнет?

— Ну, не то чтобы ждал. Мне, конечно, казалось, что живем в каких-то сумерках, при конце прекрасной эпохи, — но кончается она не потому, что испортилась, а потому, что была слишком прекрасной. Я нигде не чувствовал себя в такой безопасности…

— Понятно, дом же.

— Но эта безопасность была — знаешь, как под теплым одеялом в холодной комнате. Очень хрупкая и потому особенно острая. Понимаешь?

— Как не понять. Я как раз примерно в таком положении.

— Что, холодно?

— Ладно, неважно.

— Я могу еще протопить…

— Лежи, лежи.

— На Земле, — продолжал он, — там все ясно: все как бы, извини, по заслугам. Так нарывались, что напоролись. А у нас здесь…

— У вас тоже напоролись. Только на внешнюю силу.

— Да, наверное. Хотя черт его знает. Я допускаю, что и внутренняя могла.

— Откуда?! — поразилась Катька. — У вас ведь была идиллия!

— Идиллия в последней стадии, когда она уже переходит в распад. Могли и сами себя… Я уж не говорю никому, но — могли. Знаешь, как я это понял? Меня лет в семь мать впервые повела в зоопарк. Я тебя потом свожу, хотя его, конечно, тоже эвакуировали. Такая была коллекция… и никто не сидел в клетках, все — в дикой природе. И вот мы пришли, а там старушка сидит, рядом с кассой. И говорит: «Купите кепочку». Продает кепки всякие со зверями.

— Слушай, я же у тебя ее видела в сентябре! Ты в ней на работу один раз пришел! Я еще подумала — откуда такие фантастические звери?

— Да, мне мать тогда купила сильно на вырост. Она нам и не была нужна, собственно, — кепка-то. Но старушка с такой интонацией просила, что нельзя было не взять.

— Что, очень жалобно?

— Да нет, вот землянство неистребимое! Можно просить без жалобности, можно давать от щедрости. У нас все было очень щедро, вот. Очень избыточно. Никто ничего не прятал, все делились. И если хочешь знать — эвакуацией ведь занимались мы одни. На других планетах тоже могли вас отслеживать и брать ваших к себе, но вот им было не до вас. Вообще ни до кого. А мы везде рассылали эвакуаторов, самая востребованная была профессия. Мы так всех и просили: купите кепочку! поешьте нашего пирожка! айда на нашу планету! Все — от избытка, все — бери не хочу. А такая щедрость — она до добра не доводит. Она сама по себе признак какой-то высшей, конечной стадии развития. За которой только большой взрыв — и привет. Так что очень может быть, что это все, — он обвел рукой черные башни своего коркынбааса, — сделалось ходом вещей… У вас — кара за недостаточность, у нас — крах под тяжестью избытка.

Он замолчал. Минуты три они молча, медленно шли назад — в парк с прудом и вьюнами. Пахло почти как на Земле весной — горечью, пылью, гнилью.

— И потом, — выговорил он зло. — Ваши же все равно меня никогда не признают до конца. Я для всех инопланетянин, для всех! Мне вашу земную логику никогда не понять. Я даже твою не совсем понимаю. Я знаю только, что ты рано или поздно оставишь меня — это тоже ваше, земное, необъяснимое…

— Ну, это ты брось. При жизни я точно никуда от тебя не денусь…

— Не надо, я знаю.

— Может быть все. Но сама, по доброй воле… нет, не могу этого представить.

— А тебе и не надо ничего представлять.

— Ну Игорь! — Она тормошила его, распушала волосы, целовала в подбородок, до которого едва могла допрыгнуть. — И чего ты выдумал, что тебя все наши не любят? Бабушка моя, например, очень любит!

— Бабушка замечательная… — вздохнул Игорь.

— И дядя Боря тоже!

— А тут школа моя была, — он вдруг остановился возле металлической ограды, серебристой, в человеческий рост, густо заплетенной вьюном.

— Ты ее любил?

— Не то слово. Каждое утро бежал, как на праздник. У нас ее все любили. Учителя были такие… сейчас таких не бывает. А у вас таких вообще забыли, когда видели. Театральный кружок у нас тут был…

— Театральный?

— Ага, для эвакуатора это первейший навык. Я серьезно в артисты готовился. Но потом решил, что эвакуатор благородней.

— И кого же вы ставили?

— Да много кого. Шыкспира, например.

— О-о! А своих что, нету?

— Своих не так интересно. У ваших плотность другая. Это гравитация такая, что ли, — но у вас более серьезно как-то все. У нас-то, чувствуешь, все гораздо легковесней? И дышать легче? Я уже привык, что надвое живу. У вас — тяжело, и поэтому скоро все провалится. У нас — слишком легко, и поэтому скоро все взлетит.

  97