Особенно,... 
93 
Вспомни фильм «Звонок».
Отлично помню, я всегда любила ужастики.
Но согласись, что это необычный ужастик. Обрати внимание, что у японского были объяснения, сиквелы, приквелы — а в американской версии Гора Вербински нет ни развязки, ни внятного разъяснения. Потому что девочка эта — Самара, Самара-городок, успокой ты меня, — в американской версии взялась ниоткуда и творит зло нипочему. Так что Вербински все правильно понял, он все-таки мастер, а не просто ремесленник. Это примета времени — зло без причины, наделенное чудовищной, бесцельной силой. Радикальный ислам тут вообще ни при чем, он тоже станет жертвой, только чуть позже. Я же говорю — первые и вторые уравнялись и взаимно уничтожились, пришли третьи, не желающие ничего присваивать. Ты же не отбираешь соломинку, если давишь двух муравьев? Они и не враги тебе, в сущности. Тебе просто нравится давить. Вот это и вырвалось, и поэтому ты не спишь.
Еще мне холодно.
Неправда, у нас тепло. У нас гораздо теплее, чем у вас.
И что это зло будет делать дальше?
Пока не знаю. Наверное, появится какая-то четвертая сила, которая его уравновесит, низведет или поднимет до себя, взаимно уничтожит… а победит, как всегда, пятая. И так до бесконечности. Только зло все злее, и культурка, которую оно успевает выстроить в старости, все беспомощнее. Посмотри, каким умирал серебряный век — и какой гибнет ваша красная империя. Эмигранты грустили по России Блока, а ваши будут вспоминать «Кавказскую пленницу». И уверяю тебя, наша новая цивилизация тоже будет хуже. Там, на этой планетке, куда они улетели. Всякий раз, когда начинаешь с нуля, что-то уходит. По-настоящему прекрасное можно создать, только когда детски веришь, что оно не будет разрушено. А если не верить — зачем и трудиться? Все равно какую-то часть души будешь экономить. Вот и наши, наверное, были настоящими титанами только до первой эвакуации, а потом все искусство было уже так себе.
А что, была первая эвакуация?
Ну конечно. Мы же теперь это обосновали. Всю жизнь бегаем от абсолютного зла, каждый раз начинаем с нуля. Если бы не эти бегства, кто бы придумал профессию эвакуатора? Согласись, ее могла создать только цивилизация, которая много эвакуировалась.
Да, логично. Но скажи — не опасна ли для нас, землян, эта ваша цивилизация абсолютного зла, преследующая вас повсюду?
О, ничуть не опасна. Не опасней, чем слон для муравья: если и наступит, то по чистой случайности. Наше абсолютное зло — это не ваш уровень. Ваш уровень — чеченцы, извини, пожалуйста, за высокомерие. Ваш уровень — это Майнат. А у нас такие Майнат… что лучше тебе не думать об этом, если честно.
Подожди, подожди. Но, значит, ваши улетели безвозвратно и навсегда? И догнать их мы никогда не сможем, даже если дядя Боря починит копулятор?
Да, конечно. Кто не успел, тот опоздал.
Но вообще-то, знаешь… На Альфе вполне можно жить. Починим водопровод, расчистим руины, восстановим зеркальные стены. Выучимся играть в тургынгун. Дети вырастут. Подростки размножатся. Любовь Сергеевна посматривает на американца, у летчика нежные чувства к американке, дядя Боря любит чеченку: пока — как дочь, там посмотрим. Да и у нашего мужа что-то такое с рыженькой Стоун, усыновленной из России и почти забывшей русский язык, но ничего, вспомнит. Всем хорошо.
Все уладилось, осела пыль, иссяк дым, горький запах руин и пожарищ сменился весенним запахом пробуждающейся земли, — стала видна невинная синева вод и кроткая зелень лесов, мягкие контуры холмов и гибкие петли рек, вся тихая прелесть планеты, выбранной для жизни теми, кто презирал драку и умел только убегать. Мягкость эта волшебно подействовала на ожесточенные земные сердца, и всем нашлось наконец место в общем деле — всем, кроме Игоря и Катьки, которые только и были среди всей этой идиллии по-настоящему несчастны.
Причина была, конечно, не в той вполне объяснимой неловкости, с которой им помог справиться наш бывший теперь уже муж: Сереженька, найдя себя и пользуясь в коммуне заслуженным авторитетом, имел теперь в жизни другую опору, кроме Катьки, и сам сказал на исходе второго дня: ребята, я же все вижу, не стесняйтесь. Я и в лейке все слышал, ты же знаешь, Кать, у меня бессонница. Чего там, я давно тебе в тягость, ты лучше меня и умней, живи, как знаешь, — а я попробую тебе не мешать. И с Подушей видься сколько хочешь, это на Земле все было проблемой, а здесь — занимайте любую квартиру и живите, сколько влезет. Кстати, у Игоря наверняка квартира цела («Не цела», — буркнул Игорь). Ну, найдете, в общем. И вы не думайте, пожалуйста, что я в обиде. Я, Кать, давно тебе хотел сказать, на Земле еще… что, в общем, наверное, мы ошиблись оба. Ничего, поправить не поздно. А Подуше когда-нибудь потом вместе объясним.
93 
