Черникова-старшего трясло крупной дрожью, но он продолжал говорить:
– …Люди боятся Куйву… но старый нойд знает… нойд знает, как изгнать Куйву… Я вижу старого нойд… он проводит обряд… он обращается к Айеке[35]… Айеке… Айеке… Айеке бросает вызов чёрному демону… Я вижу… полыхает небо… гремит гром, и сверкают молнии… Айеке и Куйва бьются насмерть… Я вижу их крылатые тени… Ночь сменяет день… день сменяет ночь… Айеке и Куйва продолжают битву… Я вижу… на город сыплется зола… люди бегут… рыжие животные бегут… Но Куйва ослабел… он не может драться… Айеке наносит ещё один удар… Я вижу… Куйва падает… он падает… падает… падает…
Шаман затих.
– Это всё? – спросил я по прошествии пяти минут, которые мы с Игорем провели в полном молчании, наблюдая за успокоившимся и словно заснувшим Черниковым.
Игорь пожал плечами.
– Не знаю, – ответил он. – Может быть, всё… Наверное, всё.
– Не густо, – сказал я разочарованно. – И что-то мне эта легенда напоминает…
Парнишка с искренним недоумением воззрился на меня:
– Какая легенда?
– Ту, что рассказал нам сейчас твой дед.
– Это не легенда, – обиделся Игорь. – Он видел то, что происходило когда-то на самом деле.
– Ну-ну, – я не стал спорить, хотя уже твёрдо решил, что потратил четыре бутылки водки зря: устроенное на моих глазах шоу таких капиталовложений не стоило.
Поскольку мы стояли очень близко к «спящему» шаману, а делать было совершенно нечего, я принялся изучать разложенные на коврике «орудия». Подобрал газету, с помощью которой Черников-старший окуривал самого себя. Развернул. Это оказался старый номер «На страже Родины» – пожелтевший, мятый, а кое-где надорванный. В глаза мне бросилась фотография – улыбающееся лицо, скрытое до половины защитными очками лётного шлема.
И тут шаман снова вскочил на ноги. Он сделал это так быстро и пружинисто, что я не успел отреагировать, и через секунду Черников-старший стоял вплотную ко мне и держал меня грязными толстыми пальцами за отвороты куртки.
– Ты! – произнёс он громко и вполне по-русски, дыхнув мне в лицо перегаром. – Я видел тебя…
Я посмотрел шаману в глаза и содрогнулся. Такой взгляд сымитировать попросту невозможно – остановившийся, тёмный, нечеловеческий взгляд.
– Ты… ты… – шаман затрясся и выпустил меня. – Ты… Айеке… – наконец выговорил он.
После этого Черников-старший отступил и вдруг медленно опустился на колени. Склонил голову. И замолчал.
Игорь ухватил меня за рукав.
– Идёмте, идёмте, – позвал он. – Теперь нужно уходить.
– Но почему? – воспротивился я, мне казалось, что начинается самое интересное.
Однако парнишка был непреклонен.
– Нужно уходить, – настаивал он и уже тащил меня вдоль берега к посёлку, а я оглядывался на ходу, пытаясь разглядеть, что же такое будет вытворять шаман, чего мне не положено видеть.
Черников-старший оставался в той же позе и никаких признаков того, что он сейчас снова «пустится в пляс», я не заметил.
Когда мы отошли достаточно далеко, Игорь остановился, внимательно посмотрел на меня снизу вверх и спросил:
– У вас сигаретки не найдётся?
Я развёл руками:
– Не курю. Да и ты молод ещё для этого.
Парнишка разочарованно вздохнул и отвернулся.
– Скажи-ка, Игорь, – обратился я к нему, – а что твой дед имел в виду, когда говорил, что видел меня… э-э-э… там… и называл меня Айеке?
– Не вас он там видел, – отозвался парнишка. – Айеке – бог, а какой из вас бог?
Я приосанился:
– Ну, в некотором смысле все люди – боги.
Игорь покивал с отстранённым видом.
– Вы не Айеке, – повторил он, – скажем так, вы его частица. Вы верите в силу неба, а значит, Айеке – ваш бог.
– Но я не верю ни в какого Айеке, – возразил я. – Или я тебя неправильно понял?
– Вы верите, – сказал парнишка очень серьёзно. – Нет людей без веры. Они могут ничего не знать о своей вере, но это ничего не значит. Всё равно все их желания, чувства, поступки опираются на эту веру. Ваша вера – небо. И где бы вы ни были, что бы вы не делали, эта вера сопровождает вас и управляет вами.
– Хорошо, – кивнул я. – Допустим, моя вера – небо. Но если ты так здорово разбираешься в этих делах, может быть, ты скажешь, почему боги, в которых мы веруем, столь жестоки к нам, людям?
Признаться, этим вопросом я рассчитывал загнать Игоря в тупик. Ну в самом деле, откуда четырнадцатилетнему подростку знать ответ на вопрос, которым на протяжении пары тысяч лет задаются мудрейшие из мудрейших, философы и теологи. Но парнишка не смутился: