57 
В открытом море такой полубаркас был бесполезен, но испанцам он пригодился бы для плавания в прибрежных водах, и поэтому не следовало оставлять его в целости. Сегодня Родни надеялся встретить люгер, с которого ведется добыча жемчуга, и получить шанс завладеть драгоценным грузом прежде, чем его доставят в Номбр-де-Диас, чтобы затем переправить в Испанию. Родни решил, что из этого жемчуга закажет ожерелье для белой шейки Филлиды, и тут же понял, что хочет этим заглушить чувство вины, и мысленно посмеялся над собой.
У мужчин, занятых тяжелым опасным делом, не остается времени на женщин. Но когда он вернется домой, все изменится. Он научит Филлиду искусству любви. Он пробудит в ней страстное, горячее желание к себе. Но пока перед ним стояли более важные задачи.
Он еще раз обошел кругом палубу. «Святая Перпетуя» почти совсем замерла на месте, но Родни знал, что к ночи ветер непременно поднимется снова. Продвигаться дальше в темноте было небезопасно, но едва рассветет, они быстро поставят парус, устремятся вперед и будут плыть до тех пор, пока зной снова не рассеет ветер и корабль не замрет на зеркальной глади моря.
Родни быстро взглянул на маячивший на фоне пустынного горизонта «Морской ястреб». Оставалось только ждать ветра. Несмотря на близость берега, воды здесь были глубокие. Главную опасность представляли коралловые рифы. Матрос измерял лотом глубину, и Родни слышал его монотонный голос: «Нету дна».
Родни заглянул за борт и увидел, как в прозрачной воде проскользнула стайка рыб. Ничто не предвещало беды, единственной неприятностью было палящее солнце, раскалившее неподвижный воздух. На «Морском ястребе» Барлоу продолжал сверлить взглядом марсель. Ему не терпелось двигаться вперед, и Родни вдруг усомнился, что так уж расходится с ним в желаниях.
Внезапно его охватило непонятное беспокойство. Интересно, что сейчас делает Лизбет? В этот вечерний час она обычно выходила подышать воздухом. Родни привык видеть ее на палубе. Сейчас ее присутствие больше не раздражало, как это было вначале. Он даже стал с нетерпением ожидать их совместного застолья, во время которого они могли предаваться неторопливой беседе. А с тех пор, как они завладели «Святой Перпетуей», Родни все чаще благодарил провидение за ее присутствие на корабле.
Ему было бы нелегко сидеть за столом наедине с доном Мигуэлем и есть его еду с его золотых тарелок. Присутствие Лизбет разряжало обстановку и ослабляло натянутость, которая невольно возникла бы между капитаном и его невольным гостем.
Ее подозрительность и неприязненное отношение к испанцу быстро уступили место дружелюбию, и вскоре все трое беседовали так, словно знали друг друга вечность. Дон Мигуэль рассказывал о жизни в Испании, Родни описывал свое кругосветное путешествие с Дрейком, не слишком, правда, останавливаясь на стычках с испанцами, Лизбет говорила о лошадях, о доме и проявляла, по мнению Родни, недюжинную смекалку, избегая опасных мест, которые могли выставить ее как молодого человека, получившего весьма странное воспитание.
Покидая ют, Родни порадовался, что трапезы на «Святой Перпетуе» проходят в весьма приятной атмосфере, и, уже открывая дверь кормовой каюты, успел подумать: интересно, что ждет их сегодня на ужин?
Но в следующую же секунду замер на месте, парализованный. Он увидел Лизбет в объятиях испанца, который самозабвенно целовал ее! Родни казалось, что он целую вечность стоял, держась рукой за косяк, тогда как в действительности едва ли промелькнула секунда. Затем, словно его неожиданное бесшумное появление все же каким-то образом дошло до сознания других обитателей каюты, дон Мигуэль поднял голову, и Лизбет тут же высвободилась из его объятий, хотя Родни так и не понял, сделала бы она это, если бы он не помешал им.
Все трое смотрели друг на друга. Родни все еще стоял в дверях, а дон Мигуэль и Лизбет на другом конце каюты, по-видимому, ждали, что он заговорит первый.
Родни закрыл за собой дверь и медленно прошел по каюте. Он выглядел спокойным и собранным, каким всегда бывал перед битвой, но на самом деле внутри него закипал неистовый гнев, а в глазах вспыхнул недобрый огонь, который он ощущал почти физически.
Его охватило безумное желание выхватить саблю и пронзить насквозь этого испанца, смотревшего на него с улыбочкой, которая казалась Родни в высшей степени оскорбительной. Его рука сама легла на эфес сабли, но тут он вспомнил, что этот человек его пленник и атаковать его или вызвать на поединок противоречило бы всем законам чести.
57 
