Последние отзывы

  70  

Беатрикс сокрушенно пожала плечами:

— Я знала, что мои письма тебе не нужны, да и сама я не в твоем вкусе.

Кристофер легко перевернул любимую на бок и прижал к себе: возбужденное мужское естество изнывало от вожделения.

— Чувствуешь? Разве это не свидетельствует об обратном?

Жар напряженного тела лишал способности думать и рассуждать, пьянил, доводил до безумия. Беатрикс прикрыла глаза, уткнулась в неожиданно ставшее родным плечо и спрятала лицо.

— Ты считал меня странной, — пробормотала она глухим, сдавленным голосом.

Он провел губами по шее и добрался до уха.

— Ты очаровательная и любимая. — В нежном шепоте послышалась улыбка.

Она улыбнулась в ответ и тут же вздрогнула от новых ощущений. Кристофер снова оказался сверху и развел бедром ноги, зажег кровь бесконечными нетерпеливыми поцелуями, принялся ласкать сильными мозолистыми руками — руками солдата. Бриджи мешали; резким движением он сдернул их и обнажил женственные молочно-белые бедра.

Ладонь проникла в таинственную развилку, и оба задышали быстрее. Пальцы гладили, раздвигали интимные складки, отыскивая вход в заветную глубину.

Беатрикс лежала неподвижно, пораженная неведомыми ощущениями, и лишь сумасшедшее биение сердца выдавало волнение. Вот палец проник еще дальше, и давление превратилось в испытание терпения и готовности к переменам. Кристофер склонил голову и провел губами по плавным холмам груди, настойчиво подбираясь к вершинке. Теперь рот и рука действовали в едином ритме — дразнили, требовали, умоляли, обещали…

Беатрикс едва выдерживала стремительно нарастающее напряжение. Волна невообразимого наслаждения захлестнула и понесла на гребне в сияющую звездную даль. С тихим стоном вырвались бессвязные слова:

— Кристофер… не могу…

— Не сопротивляйся, — шепнул он в разгоряченную кожу. — Уступи, отдайся.

И продолжал гладить смело и чувственно, поднимая возлюбленную все выше и выше. Неопытное тело страстно отвечало на новые впечатления. Беатрикс запустила пальцы в густые волнистые волосы и жадно приникла губами к пылающим губам. Ни на миг не прерывая дерзкие ласки, Кристофер с готовностью выпил стоны и вздохи.

Восторг отступал медленно, лениво, оставляя взамен легкую дрожь и ощущение восхитительной слабости. Наконец Беатрикс пошевелилась, открыла глаза и обнаружила, что почти раздетой лежит на полу, в объятиях любимого человека. Удивительный, неожиданный, опасный миг. Слегка повернув голову, она увидела Альберта: вполне довольный жизнью, верный товарищ сладко спал в кресле и ничуть не интересовался происходящими рядом событиями.

Кристофер продолжал мягко ласкать; прикосновения стали нежными, успокаивающими, едва ли не благоговейными.

Беатрикс перевела взгляд с собаки на хозяина. Смуглая кожа блестела от пота, напоминая отполированную бронзу, и от этого мужественное, четко очерченное лицо казалось чеканным. Восхищенное выражение слегка удивило: можно было подумать, что тело ее создано из какой-то драгоценной, невиданной прежде субстанции. Вот он поцеловал запястье — внутреннюю сторону, где бьется пульс, — и прижал кончик языка к тонкой голубоватой жилке. Близость поражала новизной и одновременно казалась столь же необходимой, как дыхание и стук собственного сердца.

Беатрикс поняла, что больше не хочет покидать кольцо надежных ласковых рук и мечтает лишь об одном: навсегда остаться рядом.

— Когда мы поженимся? — лениво поинтересовалась она.

Кристофер провел губами по щеке и обнял еще крепче. Но не произнес ни слова.

Беатрикс удивленно подняла голову. Молчание обдало холодом.

— Мы ведь собираемся пожениться, правда?

Кристофер заглянул в растерянное лицо.

— Трудный вопрос.

— Ничего подобного, выбор невелик. Ответа всего два: да или нет!

— Не могу жениться, пока не уверюсь в том, что это пойдет тебе на пользу.

— Какие сомнения?

— Сама знаешь.

— Ничего не знаю!

Кристофер криво улыбнулся.

— Приступы безотчетной ярости, кошмары, странные видения, запои… Как по-твоему — мужчина с подобной характеристикой годится в мужья?

— Но ведь ты собирался жениться на Пруденс! — возмущенно воскликнула Беатрикс.

— Нет, не собирался. Я не обрек бы на мучения ни одну женщину, а уж тем более ту, которую люблю больше жизни.

Беатрикс отстранилась, села и принялась приводить в порядок растерзанную одежду.

  70