Особенно,... 
40 
— Я должен был догадаться, что это ваш собственный автограф! — хлопнул себя по коленке Тагиров, глядя на Эллу. — Если бы писал кто-то другой, буквы были бы перевернуты. Понимаете? Писать кверху ногами неудобно.
—Действительно… — согласилась та. — Получается какая-то ерунда. — Она-то думала, что некие злые силы вмешались в ее жизнь и все в ней перевернули! А оказалось, что она сама во всем этом участвовала! Только забыла, почему.
— Ас какой целью мы написали адрес моей квартиры в таком… хм… экстравагантном месте? — Тагиров сверлил Эрика глазами.
— Чтобы она знала, куда надо идти, — уверенно ответил тот. — Впрочем, я не слишком хорошо понял. Да я и не прислушивался! Меня постоянно дергали мои девочки.
— Ну хоть что-то ты помнишь? — не отставал Тагиров. — Давай сосредоточься, это важно.
Эрик сосредоточился и так при этом покраснел, что Элла невольно вспомнила Страшилу Мудрого, у которого в момент мозгового штурма из головы лезли булавки.
— Ты все время повторял вот что, — наконец выдал тот. — «Запомни, Элла, у тебя в запасе только двадцать минут». Ты повторял и повторял. Видно, боялся, что она не успеет.
Элла неожиданно усмехнулась и спросила у Тагирова с любопытством:
— Может быть, мы провернули с вами ограбление века? Вы не в курсе, не случилось ли чего-нибудь экстраординарного в городе за последние дни?
— Ерунда! — отмел ее предположение Тагиров. — Я бы никогда не пошел на преступление — будь я в твердой памяти или нет. Кстати, Эрик, в прошлый раз, когда я оставил здесь Дину… То есть Эллу… Я ничего не говорил тебе про своего… врага?
— Не-а, — помотал головой тот. — Ничего. Со мной ты практически не общался. У тебя были другие дела.
Он глазами показал на свою гостью. На ней сегодня не было того умопомрачительного платья, которое произвело на Тагирова сильное впечатление в их первую встречу. Шелеп одел ее во что-то летящее и многослойное — дразнящее, одним словом. Волосы она собрала в высокий «хвост» и стала еще красивее.
— Но что-то же мы делали все время, пока Игорь был тут! — воскликнула Элла и требовательно посмотрела на дизайнера.
Тот сложил губки бантиком, пошевелил бровями и признался:
— По правде сказать, вы почти все время целовались.
* * *
В самолете он побыстрее постарался задремать, так как летать боялся. Сопровождающий, которому Николай строго приказал всячески содействовать Виталию и оберегать его, сразу же заснул младенческим сном. А Виталию снилась какая-то галиматья, фоном которой служил тихий металлический звон. В какой-то момент ему показалось, что звон этот он слышит наяву. Виталий открыл глаза и вздрогнул — прямо на него в упор смотрел стоящий в проходе маленький человечек. Сначала показалось — ребенок, но приглядевшись, Виталий с содроганием понял, что это карлик с некрасивым злым лицом и маленькими колокольчиками в руках. Они-то и издавали звон. Увидев, что на него обратили внимание, карлик ринулся вперед по проходу. И тут же вслед за ним, буквально накрыв карлика своей тенью, мимо прошагала высоченная темнокожая, но не черная девица атлетического сложения. Она шла, покачивая могучими бедрами, и в такт ее движению звенели колокольчики, видимо, прикрепленные к одежде.
«Ну и публика», — подумал Виталий. Закрыл глаза и вновь попытался заснуть. Проснулся он, когда самолет уже приземлялся. Дальше был отель, тревожный сон и — яркое солнечное утро на чужой земле. «Гутен морген, герр Скогарефф».
Процесс подписания прошел не просто быстро — стремительно. Бумаги, подготовленные юристами, Виталий едва начал читать, как наклонившийся к нему сопровождающий (его звали Гена) прошептал:
— Не тяните резину, там все нормально. Сейчас может появиться человек, который реально знает шефа, нам надо быстренько сматываться.
Вздрогнув, Виталий вывел неверной рукой «Скогарев» в том месте, куда ему указал юрист.
— И вот здесь, — протянул юрист еще какой-то документ, который Виталий с ходу подписал.
— Все, — заторопился сопровождающий, — дело сделали, пора отдыхать.
— А как же протокол, принимающая сторона? — удивился такой поспешности Виталий.
— Да ничего, здесь все свои, привыкли к нашему ритму, — ответил находчивый Гена. И дальше для Фирсова-Скогарева начался какой-то пестрый безумный карнавал, который длился несколько дней и закончился лишь в ночь вылета на родину. Рыжий нахальный Гена куролесил по маленькой и беззащитной перед его диким славянским напором Германии так, что дым стоял коромыслом, умудряясь при этом не нарушать законов и находить общий язык с суровыми стражами порядка. Виталий предавался разгулу самозабвенно, втайне надеясь, что организм под влиянием таких стрессов вернет ему воспоминания о прошлом.
40 
