Глава 21

Минуты текли в умиротворённом молчании. Беатрис тихо покоилась в объятиях Кристофера, ничуточки не возражая, что он держит её слишком крепко. Мало-помалу она уже научилась раскладывать свои чувства на отдельные части… вот жар и ощущение тяжести его тела, потом запах пота, скопившаяся скользкая влага в месте, где они всё ещё были соединены. Ей было больно, и в то же время чувство было приятное, эдакое тёплое ощущение глубокой целостности.

Постепенно начала ослабевать крепкая хватка Кристофера. Подняв одну руку вверх, он стал поигрывать локонами Беатрис. Его рот занялся нежной кожей её шеи, в то время как свободная рука путешествовала по спине и боку девушки. Дрожь прокатилась по его телу, мелкие волны облегчения. Скользнув рукой за спину Беатрис, он приподнял девушку, и его губы оказались на её груди. Беатрис судорожно втянула в себя воздух и замерла от ощущения влажного потягивания, творимого его ртом.

Кристофер повернулся так, что она оказалась сверху. Та часть его, что проникла в неё, выскользнула на свободу, и Беатрис почувствовала её у живота, словно сокровенное клеймо. Подняв голову, она взглянула в любимое лицо, в эти серебристые глаза с чуть расширенными зрачками. Она наслаждалась им, наслаждалась ощущением великолепного творения природы под нею, такого приятного и тёплого. У неё было чувство, что она его укротила, хотя возникал справедливый вопрос, не было ли на самом деле всё наоборот.

Беатрис прижала губы к его плечу. Его кожа была даже более гладкой, чем у неё: туго натянутый атлас на выпуклых мускулах. Отыскав шрам от штыка, она коснулась языком неровного рубца.

— Ты не терял выдержки, — прошептала она.

— Терял на какие-то мгновения. — Голос его звучал, как у человека, который только что очнулся от долгого сна. Он стал собирать разрозненные струи её волос в одну реку. — Ты это заранее задумала?

— Тебе интересно, не сознательно ли я отправилась соблазнять тебя? Нет, всё вышло стихийно.

В ответ на его молчание Беатрис подняла голову и, глядя сверху, усмехнулась:

— Наверно, ты думаешь, что я нахалка.

Подушечкой большого пальца он очертил её припухлую нижнюю губу:

— Вообще-то я думаю, как бы доставить тебя наверх, в спальню. Но коли уж ты упомянула об этом… да, ты нахалка.

Игриво прикусив его палец, Беатрис продолжала усмехаться:

— Прости, что тогда рассердила тебя. Впредь с лошадью будет работать Кэм. Я никогда прежде ни перед кем не отвечала — мне придётся к этому привыкать.

— Именно, — произнёс Кристофер. — Начинай прямо сейчас.

Беатрис могла бы запротестовать в ответ на его властный тон, кроме того, в глазах его всё ещё стоял опасный блеск. Она понимала, что он сердился, так же как и она. Ему было бы неуютно с любой женщиной, взявшей над ним такую власть.

Очень хорошо. Она определенно не станет соглашаться с ним во всём, но в некоторых вопросах могла бы уступить.

— Обещаю впредь быть более осторожной, — заверила Беатрис.

Строго говоря, Кристофер не выразил радости, но губы его скривились в недоверчивой улыбке. Он заботливо переместил её на диван, подошёл к сброшенной одежде и стал искать платок.

Беатрис лежала, наполовину свернувшись калачиком на боку, ломая голову над его настроением. Казалось, Кристофер успокоился, пришёл в себя по большей части, но между ними всё ещё чувствовалась удалённость друг от друга, присутствовала некая сдержанность. Мысли, которыми он не делился, слова, которые не произносил. Даже сейчас, когда их связало вместе, возможно, самое сокровенное действо.

Эта отстранённость не была чем-то новым, пришло в голову Беатрис. С самого начала присутствовало такое ощущение. Просто сейчас она более отдавала себе в этом отчёт, настроившись созвучно тонкостям его характера.

Вернувшись, Кристофер подал ей платок. Хотя Беатрис считала, что уже не способна была покраснеть после только что испытанного, она почувствовала, как вспыхнула вся с ног до головы, когда промокала влажное саднящее местечко между ног. Вид крови не удивлял, но возвращал к пониманию того, что кое-что безвозвратно изменилось. Не было больше девственницы. Новое чувство уязвимости охватило её.

Кристофер надел на неё свою рубашку, укутал в мягкую белую ткань, всё ещё пахнущую его телом.

  88