– Понимаю, – машинально кивнул Ефимов и через пять минут обо всем забыл, засосала обычная ежедневная текучка.
Разумеется, прокурор знал, каким делом заняты московские сыскари, усыпил бдительность Ефимова, поймав старого приятеля, как ту рыбку, на крючок без наживки.
Когда сегодня с вахты позвонил дежурный офицер и доложил, что к Ефимову пожаловали два десятка оперов и омоновцев в полной боевой выкладке, сердце хозяина провалилось в желудок и там затрепетало.
– Задержи их, насколько можешь, – приказал Ефимов.
Он хотел выкроить хотя бы четверть часа, чтобы стереть из компьютера некоторые файлы и сжечь ежедневник, где расписаны все его доходы и расходы. В этом чертовом ежедневнике вся черновая бухгалтерия хозяина, в том числе указаны суммы наличкой, которые он ежемесячно получал с покойного Чугура.
– Не имею права, – отозвался офицер. – Иначе под трибунал отправят. У них такие документы на руках, что по ним хоть в Кремль пустят.
Единственное, что успел сделать Ефимов, перепрятать ежедневник и записные книжки из ящика стола в сейф. Очередная глупость, которую он совершил сгоряча. Во время обыска, который должен вот-вот начаться, именно с сейфа и начнут. Его вскроют, как консервную банку. Просто оторвут заднюю стенку – и всех дел.
Сейчас на территории зоны работает целая бригада ментов. Четверо в штатском дожидаются окончания беседы в приемной, а в коридорах административного корпуса ждут команды вооруженные до зубов омоновцы. И еще двое в штатском куда-то пропали. Возможно, снимают показания с офицеров. Вот тебе и обед с выпивоном в узком кругу. В следующий раз Ефимова покормят казенной баландой завтрашним утром, потому что вновь задержанных ставят на довольствие только со следующего дня.
* * *
Расписавшись в постановлениях, Ефимов вернул бумажки Девяткину. Вроде как говорить больше не о чем. Сейчас вызовут оперов, чтобы под их присмотром хозяин собрался в казенный дом.
– И много у вас дел в производстве? – спросил Ефимов, показалось, что от страха язык сделался каким-то чужим, резиновым. Хотелось потянуть время, выгадать хотя бы несколько минут, хотя никакого практического смысла в этом не было.
– Мокрых – от десяти до пятнадцати, – охотно ответил Девяткин, засовывая бумажки в портфель. – Приходится крутиться. Вот как с вами. Тут еще дней на десять работы.
– Я всю жизнь охранял зоны, как цепной пес, – Ефимов зачем-то поправил галстук. – Ну неужели для меня ничего нельзя сделать? Ведь я не бандит с большой дороги. Ведь можно как-то облегчить... Даже не знаю, как сказать. Что же мне, полковнику, заслуженному человеку, с уголовной шантрапой в СИЗО париться?
– У вас будет отдельная камера.
– Не в этом дело, что отдельная. Вы сами все понимаете. Я должен остаться на свободе, хотя бы до суда.
– Помочь можно, но потребуется встречный шаг.
Девяткин насупил брови, не показывая своего торжества. Он рассчитывал, что Ефимов выберет другую линию поведения, будет вертеть вола до последнего. Что из него слова лишнего клещами не вытянешь, а он сразу помощи попросил и уже готов колоться.
– Встречный шаг? – переспросил Ефимов.
– Вот именно. Бумага и ручка у вас есть. А я оформлю явку с повинной. Тюрьма отменяется. Возьму с вас подписку о невыезде. И на этом пока точка.
– Вы это твердо обещаете?
– Слово офицера, – Девяткин дружелюбно улыбнулся. – Если вы верующий человек, готов хоть на библии поклясться. Хоть на кресте. Спросите любого опера, кто со мной работает: мое обещание – тверже гранита.
Спросить было некого, в кабинете только следак и хозяин, пришлось поверить на слово:
– А как же та бумажка о моем задержании?
– Я не формалист. Меру пресечения определяет следствие. А следствие – это я.
Девяткин подмигнул хозяину одним глазом, открыл портфель и разорвал вдоль и поперек постановление о задержании:
– Итак, вот несколько вопросов, которые вы должны подробно осветить. Каким образом на свободе оказался убийца Константин Огородников? Вся механика этого дела. И ваша роль в нем. Кто, кому и сколько проплачивал. Как и через кого передавали деньги. Далее... С какой целью в Москву отправился ваш бывший подопечный по кличке Резак?
– Этого я не знаю, – Ефимов прижал ладонь к сердцу.
– Ладно, поставим вопрос иначе...
Через пять минут следователь попросил Ефимова проследовать за ним в дальний кабинет в конце коридора, в свое время служивший подсобкой, где хранили всякий хлам. Коридор оказался совершенно пустым, даже дежурный офицер, занимавший пост у лестницы, куда-то провалился. Девяткин усадил хозяина за шаткий трехногий столик в углу, придвинул табурет и, оставив Анатолия Васильевича один на один с чистыми листами бумаги, удалился. Видно, хотел присутствовать при обыске в рабочем кабинете.