ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  116  

Он вернулся в прихожую и привел на кухню Любовь Анатольевну, на ходу объясняя ей свою новую задумку.

– Давайте так, вы станете мыть окна, – с жаром говорил Малыш. – Будто бы вы радуетесь весне, солнцу и всему такому, в смысле, пробуждению природы. И готовитесь к этому пробуждению. Моете окна, будто бы весну встречаете. Тряпочка, ведро у вас имеются? Вот и чудесно. Сейчас вы будете встречать весну.

– Рано ещё окна-то мыть, конец февраля только, – попыталась слабо возразить Любовь Анатольевна. – И заклеены у меня окна.

– На снимке не будет видно, что конец февраля и окна заклеены, – отмел возражения Малыш. – А когда снимки опубликуют, весна наступит. Это же аллегория: женщина моет окна. Очень многозначительный снимок. Женщина встречает весну и, возможно, свое счастье.

– Леня, сделай одолжение, иди посиди в комнате, дай мне задать человеку несколько вопросов, – прервал Малыша Росляков. – А когда я уйду, станете тут встречать весну и ждать своего счастья.

– Только побыстрее закругляйся, – Малыш исчез.

Росляков, отказавшись от чая, усадил хозяйку за стол.

– Устала я от него, – пожаловалась Любовь Анатольевна. – От фотографа вашего устала.

Росляков сочувственно кивнул, раскрыл блокнот на нужной странице и, задав придуманные вчера вопросы, записал ответы.

– Вы, пожалуйста, напишите в газете, что мне город очень помогает, – попросила Любовь Анатольевна. – Вот квартиры эти дали на одном этаже. Очень помогает город. Напишите, пожалуйста, об этом.

– Это без проблем, – сказал Росляков и задал первый искренний вопрос. – А скажите мне такую вещь: как по вашему, что в жизни главное для человека?

Женщина молчала полминуты, и Росляков решил сам подсказать правильный, по его мнению, и вполне логичный ответ.

– Наверное, дети – это главное, – сказал он. – Они – наше продолжение.

– По-моему главное для человека – это научиться терпеть, – ответила женщина. – Научиться все терпеть.

* * * *

Росляков явился в редакцию к концу рабочего дня и засел за репортаж, но, не успел он раскрыть блокнот, как дверь раскрылась, и в кабинет тяжелой поступью вошел Крошкин.

– Кстати, где все сотрудники? – спросил он – У меня писем целая гора, прямо прорвало читателей. Куда это все подевались?

– Зимина болеет, – загнул пальцы Росляков – Левин и Плеханов в командировках.

– Хорошо хоть ты не болеешь, – Крошкин подозрительно посмотрел в глаза Рослякова, красноватые и мутные. – Тут одно письмецо ко мне попало занятное. И, главное, ты с этим уже сталкивался, с людьми этими. Помнишь, недавно по письму одного старика ветерана ты ездил в колхоз «Луч», по новому акционерное общество? Правда, проездил напрасно, пустым вернулся.

– Помню, – Росляков действительно вспомнил деда железнодорожника, его ядовитую самогонку, свой неудавшийся очерк и длинную дорогу по морозу обратно в Москву. – Хотя всех кляузников не упомнишь.

– Интересное продолжение получилось, – Крошкин, видимо, слабо представлял, как вести себя в подобной ситуации. Он то улыбался, то сразу, без всякого перехода становился печальным. – Так вот, в этом «Луче» какой-то мужик, бывший зэк, только с зоны вернулся и такое отколол, такой номер, – Крошкин улыбнулся. – Слушай. Он связал по рукам и ногам женщину, председателя правления этого акционерного общества, некую Малышкину. Заколотил её в здании правления, досками заколотил. И сжег это правление к чертовой матери вместе с живой председательшей, – Крошкин перестал улыбаться, будто неожиданно о чем-то загрустил. – Представляешь, заживо молодую бабу сжег. На глазах у всего села. Люди стояли возле правления, большая толпа собралась, стояли и смотрели на расправу. Эта сельская глубинка меня с ума сведет, ну и нравы. Дикость какая-то, средневековье. Ты бы съездил, разобрался. Очерк написал бы, да пострашнее. Я уже и заголовок сочинил: «Смерть, о которой все знали заранее». Ничего? – Крошкин снова заулыбался.

– Ничего, – сказал Росляков и, не в силах перебороть свое плохое настроение добавил. – Ничего хорошего. Ерунда, а не заголовок. Я с этой Малышкиной был знаком, разговаривал в правлении.

– Ну, тебе и карты в руки. Главное, пострашнее, побольше черной краски, леденящих кровь натуралистичных подробностей. Кровь, крики, стоны. Зарисовочка с натуры. От себя чего-нибудь сочинишь. Как она мучилась, как пронзительно кричала, на помощь звала, но никто не помог. Все стояли и, слушая её дикие вопли, ушами хлопали. А милиция приехала, когда от правления и головешек не осталось. Грандиозный, натуралистичный очерк нравов. А милицию покритикуешь, это уж как водится. Да после такого материала у нас сразу тираж вырастит. Вся Москва читать станет, заводы, которые ещё не остановились, обязательно остановятся.

  116