ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  118  

Овечкин по-прежнему сидел в ванной. На этот раз от костюма остались лишь темные брюки. Рукава светлой заляпанной кровью сорочки коротко обрезаны. Руки покойника неровно отрублены или отпилены почти по самые плечи. Из рукавов торчат лишь две темно кровавые культи. Выражение лица Овечкина изменилось. Изо рта выглядывал черный, загнутый книзу язык, уголки рта опущены, один глаз закрыт, другой полуоткрыт. Казалось, безрукий покойник ожил на минуту, погримасничал, состроил гнусную рожу и снова умер, на этот раз, навсегда. Перевернув фотографию, Марьясов прочитал несколько слов на оборотной стороне карточки: «Жду, не дождусь». Марьясов не мог работать до обеда. То и дело он выдвигал ящик стола, вытряхивал из конвертов и разглядывал страшные фотографии, снова прятал их в конверты. Что означает эта надпись на обороте? Чего так ждет и не дождется покойник?

Отказавшись от чая с печеньем, Марьясов вызвал к себе начальника службы охраны Сергея Поливанова. Спросил, все ли в порядке, не замечено ли вокруг офиса чего подозрительного? Молчаливый Поливанов вгляделся в бледное лицо Марьясова, пожал покатыми плечами и ответил, что все нормально, нет причин для беспокойства. Абсолютно никаких причин. «Это у тебя их нет», – подумал Марьясов, злясь на тупоголовую охрану, и отпустил Поливанова. Марьясов сел за стол, сжал голову ладонями, чувствуя, как душу наполняет самый отвратительный из всех существующих страхов – безотчетный. Нужно мыслить логически, нужно взять себя в руки. А впереди пугающе маячила ещё одна бессонная ночь. Как часто бьется сердце, и голова, голова наливается тяжелой болью…

Выкурив одну за другой несколько сигарет, Марьясов сжал в руке трубку мобильного телефона и немного успокоился, когда услышал ровный голос Васильева. «Вообще-то я в Москве. Что-то изменилось?» – спросил тот. «Приезжайте как можно скорее, – непослушными пальцами Марьясов сунул в рот новую сигарету. – Кажется, изменилось многое. Очень многое. Только Трегубовича не привозите. Не хочу его рожу видеть».

Васильев прибыл скоро, и часа не прошло. Через окно Марьясов видел, как тот припарковал машину на противоположной стороне улицы, вышел из неприметных «Жигулей» и перебежал дорогу. Ожил телефон внутренней связи, и охранник спросил, можно ли пропустить посетителя. Через минуту Васильев разложил на столе фотографии и, вооружившись увеличительным стеклом, стал их внимательно изучать. «Видимо, снимки сделаны в один и тот же день или вечер, – он отложил лупу в сторону. – В каком именно месте, в чьей квартире фотографировали Овечкина, никакая экспертиза не разберет. Виден только труп и ванна, больше ничего. Овечкина разбирали на запчасти и снимали все стадии этого, так сказать, процесса». «Это я и сам вижу: труп, отрезанные руки и все такое, – отмахнулся Марьясов. – Скажите что-нибудь по существу». Вместо успокоительного лекарства он нацедил полстакана хорошего коньяка. Кажется, помогло. Душевная тревога и страх стали понемногу рассасываться.

«По существу моя задача облегчается, – Васильев даже улыбнулся. – В моем списке было две кандидатуры: Овечкин и Росляков. Теперь остался один Петя Росляков. Нет худа без добра, задача упростилась. Сосредоточу свои усилия на нем». «Я не об этом, – Марьясов стукнул по столу одновременно двумя кулаками. – Кто отправляет мне эти фотографии? И с какой целью? Кому нужно меня запугивать?» «Помните, я говорил вам о том, что отец Рослякова жив? – Васильев задумчиво почесал ухо. – Скорее всего, фотографии – это его работа. Я пытался найти след Аверинцева, но он по-прежнему не появляется в гостинице, не звонит сыну. Он куда-то пропал. Скорее всего, прячется. Но вот пришли эти письма, Аверинцев дал о себе знать. Значит, он жив. Ничего другого я просто придумать не могу, иных версий у меня нет. Честно, не ожидал я от него такой прыти. Но чего не сделаешь, чтобы защитить родного сына? Вообще-то этот фокус с фотографиями его большая ошибка».

Высказав эти умозаключения, Васильев, вполне довольный собой, вытянул ноги под столом. Марьясов даже не стал скрывать разочарования. Вот опять возник призрак какого-то инвалида, ракового больного, человека, которого наверняка и на свете больше нет. И этот призрак маячит, будоражит воображение Васильева, явно нездоровое воображение. Марьясов плеснул в стакан ещё немного коньяка, но гостю выпивку предлагать не стал, не заслужил Васильев выпивки. «Если это, как вы утверждаете, дело рук Аверинцева, – Марьясов встал из-за стола и стал расхаживать по кабинету, – то какова его цель? Это ведь не очень удачная шутка, искромсать человека на части. Пусть даже этим человеком был Овечкин».

  118