«Сегодня подъезжай к пяти к центральному входу на Тишинский рынок, – сказал Кленов. – Там увидишь высокого седого мужика в сером пальто без головного убора. Подойдешь и скажешь, что ты от меня. Он передаст тебе оружие. Пистолет Макарова и саперную лопату». «На хрен мне эта лопата? – Трегубович медленно приходил в себя. – Мертвого Марьясова без моего участия закопают». «Саперная лопата – самое опасное холодное оружие. Ее используют в рукопашном бою, как тесак. Она гвозди рубит, проволоку, все, что хочешь. Сделана из специальной легированной стали, и когда хорошо заточена, ей можно бриться. В свое время я так и поступал, брился саперной лопатой. Однажды от неё срикошетила пуля, которая предназначалась мне. Так вот, действовать тебе придется именно лопатой. Чтобы не было шума. А пистолет тебе просто на всякий непредвиденный случай. Это чистый пистолет. Все понял?» «Понял», – кивнул Трегубович.
«Сегодня получишь оружие, спрячь его в надежном месте, – Кленов глотнул пива. – А теперь запомни номер моего мобильного телефона. Запомнил? Позвонишь послезавтра утром. И хорошо выучишь все, что я скажу, слово в слово. Весь план». «А этот мужик с Тишинского рынка, он случайно не мент?» – к Трегубовичу уже вернулась способность соображать. «Он из блатных, кличка у него странная Монах. У него одного яйца не хватает, поэтому такая кличка к нему и прилипла». «А где он яйцо потерял? Отстрелили?» «Нет, сам себе отрезал. В карты проиграл и отрезал. Он вообще-то не любит, когда его Монахом называют. Поэтому ты обращайся к нему по имени отчеству: Василий Васильевич». Трегубович нервно захихикал.
«Я знаю, ты за деньги выполняешь для Марьясова какое-то деликатное поручение, – Кленов сдвинул кепку на затылок. – Я не хочу, чтобы ты впал в убыток из-за этой истории». «К черту его деньги, будь они прокляты», – Трегубович ощутил в груди какое-то странное клокотание. «Ну, зачем же деньгами бросаться? Лично я этого не одобряю. Деньги любят счет и не любят, когда их бросают на ветер. Все это, ну, ты понимаешь, должно произойти в рабочем кабинете Марьясова. А у него там много дорогих сувениров. Одни его часы на его руке, золотой „Ролекс“, чего стоят. Плюс кое-какая наличность в письменном столе или сейфе, всякие дорогие безделушки. Возьми все эти сувениры. Возместишь свои издержки. А теперь – счастливо оставаться. Жду звонка». Кленов в два глотка допил пиво и ушел.
А Трегубович, переваривая информацию, ещё так долго стоял за круглым столиком и пялился на улицу, что насквозь пропитался кислым запахом пива и несъедобных закусок. Этот мужик слишком много знает. Вопросов к Кленову, или как там его, накопился целый мешок. Но ведь они с самого начала договорились обойтись без вопросов. Да к черту все вопросы. Теперь он знает главное – имя убийцы брата. В четыре часа Трегубович вышел на улицу, прошагал квартал пешком, остановил машину и сказал водителю, чтобы тот ехал на Тишинский рынок.
* * * *
…Что это? Кажется, он снова задремал. Трегубович открыл глаза. Серые рассветные сумерки сделались светлее. Надо подниматься. Трегубович сел на кровати, тряхнул головой и снова взглянул на часы. Так, он проспал сорок минут. Ничего, сегодня нет особо важных неотложных дел или срочных поручений от Васильева, можно отдохнуть, он заслужил отдых. Женщина на кровати заворочалась, перевернулась с боку на бок, натянула простыню на голову. Поднявшись с кровати, Трегубович подошел к стулу, покопался в сваленном кучей белье и надел трусы.
Он сел к столу, закинув ногу на ногу. Посмотрел на бутылки и, нацедив из одной полстакана водки, закурил, стряхивая пепел в тарелку с куриными костями. Что делать сейчас? Возвращаться к Васильеву? Он, скорее всего, не стал ждать молодого напарника, он уже в Москве. Трегубович заглянул в стакан с водкой, словно в свое будущее. Толстое ребристое стекло преломляло серый утренний свет. Будущее казалось мутным, неясным. Трегубович выпил водки, сморщился и пальцами выудил из банки маринованный огурец. Так где же он сейчас находится? Дух в комнате тяжелый, затхлый, как в морге. Он потер лоб ладонью, вспоминая события вчерашнего вечера. Электричкой он, уже хмельной, вернулся из Москвы. Так, это вспомнил. Что дальше? Вокзальный ресторан. Все понятно. Можно больше не вспоминать, не трудиться.
Трегубович нагнулся под стол, расстегнул «молнию» спортивной сумки, рукой пошарил в её темном чреве. Пистолет, запасная снаряженная обойма, заточенная саперная лопата в брезентовом чехле. Слава Богу, все на месте. Он зевнул, раздавил окурок в тарелке, подошел к стулу. Балансируя попеременно то на одной то на другой ноге, он натянул брюки, застегнул ширинку. Женщина на кровати зашевелилась, прикрывая голую грудь простыней, села и пустыми мутными спросонья глазами уставилась на гостя. Трегубович надел рубашку, стал просовывать её полы в брюки.