Увлеченный чтением Трегубович, добираясь до смысла материала, пропустил пару абзацев. «Хотя обстоятельства преступления следствие тщательно скрывает, редакции стало известно, что тело мецената было обезглавлено. Отсечение головы – верный признак ритуального убийства. О ритуальной природе убийства говорит и другой факт: на станах кабинета обнаружены кабалистические письмена, выполненные кровью жертвы».
Трегубович неожиданно рассмеялся. Вот до чего додумались: письмена на стенах, ритуальное убийство. И козла отпущения, какого-то несчастного сектанта уже выкопали, уже притянули за уши. Теперь его, бедолагу, прокуратура затаскает, жизни спокойной не даст. А, скорее всего, сразу упекут в следственный изолятор. Трегубович, представляя, как прокурор снимает показания с несчастного тупого сектанта, давился от смеха, прикрывал рот ладонью и тряс плечами. Супруги, соседи по скамейке, завершившие скромный завтрак, смотрели на него с любопытством. Отсмеявшись, Трегубович перевел дух.
– Ну, врать горазды, – он, переполненный эмоциями, доброжелательно посмотрел на соседа.
– Кто горазд врать? – мужчина желтой теплой куртке в ладью стряхнул с верхней губы хлебные крошки. – Газеты?
– Вот пишут чепуху всякую, – Трегубович передал газеты мужчине.
Сосед взял обе газеты и с видимым интересом прочитал репортажи о гибели Марьясова, однако даже не улыбнулся, не разглядев в публикациях ничего смешного.
– У меня брат в милиции работает, – соврал Трегубович. – Он рассказывал, там дело совсем по-другому было. Этого предпринимателя убийца привел в бессознательное состояние. Электрошоком ему в шею ткнул. А затем они, ну, Марьясов с преступником, мирно так за жизнь поговорили. По душам. И тот, другой, ну, преступник отхватил этому Марьясову голову. Еще живому, а не трупу, как тут написано. Но не саблей и не кинжалом отхватил, а заточенной саперной лопатой. Взмахнул ей, как тесаком, – и готово дело. Голова, как кочан капусты отлетела. Кровищи было… Это мне все брат рассказывал. Кстати, и холодного оружия покойник никогда не собирал. И на стены его не вешал. И сектанты к нему не ходили. А школам и приютам он пару раз пожертвовал какие-то копейки, мелочь. А за то, чтобы меценатом стать, сам же писакам газетным заплатил. Я же говорю, одна брехня напечатана.
Мужчина с интересом выслушал Трегубовича и согласился.
– Им за это деньги платят, за брехню.
– Может, в буфет сходим? – предложил Трегубович и приставил указательный палец к горлу. – Накатим грамм по сто пятьдесят.
– В принципе можно.
Мужчина пожал плечами и вопросительно посмотрел на жену, неожиданно заволновавшуюся.
– Валентин, ты же обещал, – женщина сделала большие глаза. – Ты обещал не брать в рот ни капли, пока мы не вернемся домой. Ты обещал…
– Да ладно тебе, – Валентин махнул рукой и встал со скамейки. – Ну, двадцать капель, не больше. Я и так уже неделю даже пива не пробовал.
Трегубович расстегнул «молнию» темной спортивной сумки, сложил газеты в стопку и бросил из поверх мятого тренировочного костюма. Встав на ноги, он перебросил ремень сумки через плечо.
– Мы скоро вернемся, – сказал он жене Валентина. – Только туда и обратно.
Оставшись одна, женщина несколько минут о чем-то напряженно раздумывала, покусывая подушечку большого пальца. Видимо, приняв решение, она порывисто поднялась со скамейки, положила на освободившееся сидение мятый пакет и попросила старичка, дремавшего справа на скамейке, если будут спрашивать, сказать, что место занято. Старичок сонно кивнул головой и снова погрузился в дрему. Женщина обошла по кругу зал ожидания, дошла до буфета, вернулась назад и сделала ещё один круг по залу, ища глазами милицейский наряд. Однако, как назло, милиции нигде не попадалась. Поблуждав возле дверей, женщина хотела выйти на вокзальную площадь, но передумала. Она вернулась, дошла до буфета и через стеклянные двери стала с беспокойством наблюдать за своим мужем и незнакомым молодым человеком.
Парочка устроилась на хорошем месте: за столиком возле высокого готического окна. Новые знакомые развалились на стульях и уже успели заставить круглый столик бутылками пива, стаканами и какой-то закуской на пластмассовых тарелочках. Мужчины вели между собой оживленный разговор, при этом молодой человек, чрезмерно возбужденный, взмахивал по сторонам руками, будто дирижировал оркестром. Темная спортивная сумка стояла на кафельном полу возле его ног. Женщина, принимая окончательное решение, подумала ещё несколько минут, отошла от стеклянных дверей буфета и снова отправилась на поиск милицейского патруля.