На этот раз она не стала возвращаться на старое место, а перешла в соседний зал ожидания, между скамьями пробралась на его середину, повертела головой из стороны в сторону и, наконец, заметила двух милиционеров, неспешно гуляющих возле киоска с сувенирами. Женщина, не проявляя нетерпения, спокойно подошла к патрулю и обратилась к рослому темноволосому лейтенанту милиции.
– Простите, пожалуйста, может, я вас не по делу беспокою, – сказала она.
– Может быть.
Мрачно кивнул лейтенант Ложкин и посмотрел на женщину с нескрываемой неприязнью, почему-то сразу решив, что от этой бабы можно ждать только неприятностей. Он пребывал в прекрасном настроении, до конца дежурства оставался час, а там сдача смены – и он свободный от всех обязательств человек. Впереди уже ясно маячили долгие выходные, теплая компания друзей, русская банька и одно пикантное любовное приключение, о финале которого лейтенант суеверно не загадывал.
– Я к вам обратилась… Я хочу сказать…
Женщина уж начала было рассказ, но оборвала себя на полуслове. Из громкоговорителей, укрепленных под самым потолком, разнесся, эхом прокатился по залу металлический голос, перебивающий все вокзальные шумы и голоса, перекричать который не было никакой возможности. «От перрона номер четыре отправляется поезд, следующий… Посадка на поезд заканчивается. Просьба к пассажирам занять свои места… Провожающим покинуть…» Лейтенант Ложкин, криво улыбаясь, переглянулся с сержантом своим напарником. Женщина, не выдавая своего нетерпения, дважды прослушала объявление и, только когда металлический голос замолк, снова обратилась к сержанту.
– Понимаете ли, тут рядом с нами сидит один молодой человек.
– Если он уже сидит, то ваш вопрос не ко мне, – пошутил лейтенант.
– Он сидит на лавочке, то есть на стуле, – женщина просительно склонила голову набок. – Рядом со мной и моим мужем. А сейчас они с мужем в буфете пиво пьют. Подозрительный молодой человек. Он немного не в себе, очень возбужденный. Очень подозрительный. Вы бы его проверили. Ну, документы его.
– Да тут половина вокзала таких подозрительных, – лейтенант, не желавший двигаться с места, посмотрел на наручные часы. – А другая половина не в себе. Еще та публика. Это ведь не институт благородных девиц, а вокзал. Я не имею возможности проверять документы у всех подозрительных лиц, у каждого. У меня просто рук не хватит. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – кивнула женщина.
Она пожала плечами, уже готовая отступить от милиционеров, но тут вспомнила что-то важное.
– У этого парня в сумке пистолет.
* * * *
В утренний час народу в вокзальном буфете оказалось совсем немного. Выпив водки и бутылочного пива, Трегубович быстро подружился с Валентином.
– Я до Бреста на поезде, а там на Украину доберусь, – говорил Трегубович. – Или электричками или на машинах. Давно дома не был, по матери соскучился.
– На заработках в Москве был? – сквозь окно Валентин разглядывал мокрый асфальтовый перрон и спешащих пассажиров.
– Да, поработал в Москве, подмолотил деньжонок, – похвастался Трегубович, подумал над своими словами и из осторожности добавил. – Я вообще-то по строительной части. Плотником, слесарем тоже могу. Теперь у меня что-то вроде отпуска. Отдохну, оттянусь с земляками. А летом снова вернусь сюда, на заработки.
– И не боишься с деньгами на вокзале торчать? – Валентин осуждающе покачал головой. – Менты до отделения доведут, и все до копейки выгребут. Для ментов рабочих с Украины утюжить – основной заработок.
– Деньги я переводом отправил, – снова соврал Трегубович.
– А мы с женой хотели в столице осесть, но не получилось, – Валентин грустно улыбнулся. – Моя Галка здесь родилась и выросла. А сам я бывший военный, комиссованный по болезни. А теперь в сельскохозяйственной авиации работаю. Так вот, у жены тетка старая тут живет. Вот приехали к ней для беседы, промучились в столице десять ден, все с теткой разговаривали. Думали, квартиру нам после своей смерти отпишет. Не вышло. Опоздали мы с супругой.
Валентин хлебнул пива прямо из бутылки, горько вздохнул и рассказал свою историю. Тетка жены указала в завещании, что после её кончины двухкомнатная квартира на окраине Москвы должна отойти не племяннице, а племяннику, жителю столицы, человеку хотя и безработному, но не особенно стесненному ни в средствах, ни жилищно. Племенника, узнавшего о теткином завещании, переполняло чувство глубокой родственной благодарности и жгучего нетерпения. Он, прежде месяцами не вспоминавший о существовании тетки, стал звонить ей аккуратно три раза на дню, утром, днем и вечером, донимая старуху вопросами о здоровье и самочувствии. Каждый телефонный разговор он начинал одними и теми же вопросами: «Как поживаете? Здоровье как? В смысле, как сегодня себя чувствуете?» «Не беспокойся, ещё жива», – с грустью отвечала тетка. – Когда это случится, ты узнаешь первым. Может, я и зажилась на этом свете, но ты уж потерпи ещё немного».