88 
Так началась новая жизнь на хуторе. Если это собачье существование можно назвать жизнью. Время от времени сюда приезжали машины, грузовики или легковушки, все как на подбор, старые. Мамаев копался в моторах, изредка перекрашивал кузова, выполнял жестяные работы. Еще он доил корову, кормил свиней и овец, получая вместо денег лишь зуботычины и плевки в морду. Он жил в том подвале, где его спас от смерти Колчин. Спал на тюфяке, питался всякими отбросами с хозяйского стола. Но забыл вкус водки, теперь на выпивку даже не тянет.
Время от времени в подвале появлялись горемыки вроде Мамаева. Бывали мужики, но в основном женщины. Дружки Воловика находили баб на том же вокзале или ночами, во время вылазок в Астрахань, хватали на улице, запихивали в машину и увозили. Мужиков всегда тянуло в бега. Они только об этом и говорили, словно бредили. А женщины, хоть они и покрепче мужиков, тоже долго не выдерживали. То плакали, то смеялись… В один прекрасный день пленникам приказывали подняться наверх. Назад люди, как правило, не возвращались. Надо так полагать, хоронили их за забором, в степи.
Мамаев только потому остался жив, что умел ковыряться в железяках, ни с кем не спорил, ни на что не жаловался и не забивал голову шальными мыслями о свободе. Бежать отсюда все равно некуда. Зимой морозы страшные, а летом еще хуже. Далеко не уйдешь. Бывало, его сутками не выпускали из подвала, забывали кормить, он терял счет времени, даже не знал, какой месяц на дворе. Временами, особенно в холода, когда открывался кашель, шла мокрота с прожилками крови, хотелось удавиться, да веревки в подвале не было, и кальсоны не годились для такого дела. Дырка на дырке. Они настолько истончали, что не выдержали вы вес небольшой собаки, не то что человека.
Однажды Мамаев спрятал в рукаве ватника и принес в подвал супинатор для обуви, наточил его о камень. Пробовал резать вены, но кровь не шла, быстро свертывалась. А полоснуть этой железной ложкой по горлу не хватило духу. И мысль о самоубийстве он оставил, решив, и так скоро приберется, или Воловик, увидев, что от работника мало проку, пристрелит его. Наверно, матери Мамаева уже нет на этом свете, жена и ребенок прочно забыли о непутевом папаше, решив, что он уже никогда не вернется. На этой мысли он успокоился.
После года, проведенного в плену, условия жизни стали меняться к лучшему. За Мамаевым особо не следили, когда выпускали наверх. Он мог свободно гулять по двору, сидеть на солнце, даже разговаривать с людьми Воловика. Правда, на ночь его по-прежнему сажали на цепь.
***
Во время своих прогулок по двору и дому, удалось кое-что узнать. В доме Воловика было два подвала. В том, что поменьше, сыром и затхлом, держали Мамаева и других работяг или женщин, жизнь которых ничего не стоила. Второй подвал, с сухими стенами, выложенными кирпичом, с системой принудительной вентиляции, находился в другой стороне дома, ближе к выходу. Туда Мамаев заглядывал лишь однажды, недели две-три назад по команде сожительницы Воловика Елены Павловны спускал вниз ведра с водой и жестяное корыто, пленникам разрешили помыться. В подвале сидели мужчина и женщина. Лампочка тусклая, оба арестанта в грязных лохмотьях, мужчина зарос щетиной, кожа запаршивела, пошла какой-то красноватой сыпью. Да и баба выглядела не лучше. Так что, сходу определить возраст пленников Мамаев не смог.
Единственное, что он запомнил: женщина называла мужчину по имени Максимом. А он ее величал, кажется, Татьяной. Мамаев решил, что перед ним коммерческие заложники, за свободу которых Воловик рассчитывает получить приличные бабки. Иначе с чего бы такие нежности: теплая вода в ведрах, корыто и даже брусок яичного мыла. Женщина, приглядывалась к Мамаеву, пока он снова с ведрами взад назад. «Послушайте, – сказала она наконец, – вы ведь тоже тут не по доброй воле?» «Вы очень проницательны», – усмехнулся в ответ Мамаев. «Тогда скажите, где мы находимся? Хотя бы приблизительно. Область, район».
Мамаев поднял голову, выразительно посмотрел на раскрытый люк подвала. Снизу были видны ноги человека, который топтался перед самой лестницей. «За разговоры мне выбьют последние зубы, – шепотом ответил он. – А их у меня и так совсем немного осталось». Женщина схватила его за локоть, с силой сжала пальцы: «Нет ли возможности передать на волю записку? Всего несколько слов. Позже мы заплатим любые деньги. Я умоляю».
Он вырвал руку и выругался, поднялся наверх по лестнице, удивляясь про себя на этих людей. Какая разница этой бабе, как называется область или район, где их держат. Если родственники заплатят выкуп, есть шанс выжить. А других вариантов не светит.
88 
