– А что с остальными акциями?
– Портфель твоих акций в целом сейчас можно оценить почти в восемьсот тысяч баксов. Ну, есть некоторое колебание, есть рост… Если в двух словах, за прошлый год ты заработал без малого сто двадцать штук с копейками. Мог бы и больше. Но к чему рисковать? Если ты приехал только для того, чтобы узнать эту цифру, мог не трудиться. Просто позвонить. Мой телефон защищен от прослушки.
– Телефонов, полностью защищенных от прослушки, нет в природе. Это я утверждаю, как специалист. Но я приехал не за этим. Нужно посоветоваться. Обстоятельства складываются так, что мне, может статься, придется уехать из России. Надолго.
– В смысле?
– На год, на два или насовсем. Я хотел сбросить акции, перекинуть деньги на мои счета на Кипре. Ну, скажем, провести эти деньги по фиктивным контрактам. Твой совет?
– Это глупо, выводить деньги из дела, – покачал головой Чернов. – Это поступок, достойный дебила. Сейчас, в конце года, в конце квартала, когда не подведены итоги… Нет, не расстраивай меня. Сбросить акции, значит, потерять верные сто штук. Не меньше. Сейчас покупают, а не продают. У меня есть совершенно достоверная информация с самого верха, что наши бумаги поднимутся. А управлять своими делами ты сможешь из любой страны мира, из любой части земного шара. Скажешь продать – продам хоть завтра. Но зачем терять деньги? Что, у тебя серьезные неприятности?
– Возможно, – уклончиво ответил Медников.
– Но арест ценных бумаг тебе не угрожает. В реестрах акционеров значится не твое, чужое имя. Генеральная доверенность на управление капиталом оформлена на меня. Не пори горячку. Если уж припекло, сбросим акции в январе. Продадим, но хоть с наваром. Впрочем, тебе решать…
Медников раздумывал пару минут.
– Хорошо, – сказал он. – Пусть будет по-твоему. Жалко терять деньги.
– Вот это другой разговор, – Чернов обрадовался так, что даже не смог скрыть своей радости. – Если бы не такая рань, стоило бы выпить. Например, за купоны, которые мы будем стричь большими ножницами. И за лучшие времена, которые скоро наступят.
Распахнув халат, он похлопал себя по высокому плотному животу, словно давал понять, что для биржевых спекулянтов хорошие времена давно стали реальностью, и тучи на горизонте пока не маячат.
– В следующий раз так и сделаем, выпьем, – сказал Медников. – Кстати, как тебе удается работать на бирже и всегда выигрывать, а в худшем случае оставаться при своих?
– Это просто. Правило первое: чтобы стать богатым, не ставь только на одну лошадку. Правило второе: всегда играй на понижение, потому что это верная игра. На повышение играют полные идиоты или те, кто имеет верную информацию.
– Отлично, – сказал Медников. – Выслушав твой совет, я испытал некоторое облегчение, почти счастье. Серьезно.
– Как мало тебе надо для счастья: всего лишь бесплатный совет, – грустно ответил Чернов. – Всем бы так. А я, если хочешь знать, в жизни лишь дважды испытывал настоящее облегчение. Первый раз это произошло, когда Кобзон публично объявил, что навсегда уходит с эстрады. Второй раз, когда жена сообщила о нашем разрыве. Но, как оказалось, все это лишь блеф и низкое вранье.
Медников поднялся, вышел в прихожую, натянул ботинки.
– Ладно, счастливо оставаться.
– Ты знаешь счет деньгам, – сделав комплимент, Чернов с чувством тряхнул ладонь гостя. – Тебе надо было становиться биржевиком.
– У меня только одна жизнь, – сказал Медников. – Некоторые умники считают меня скупым человеком, но это не так. А деньгам знаю счет, потому что вырос в такой беспросветной бедности, что спустя многие годы об этом тошно вспоминать.
– Вот как? – удивился Чернов. – Первый раз слышу эти подробности.
– Мы жили в рабочем поселке рядом с Каширой, – Медников просунул руки в рукава куртки. – Мать работала маркеровщицей на деревообрабатывающим комбинате, и она одна по существу кормила всю семью. Мой младший брат Миша умер от порока сердца, не дожив до восьми лет. Не хватало денег, чтобы возить его по больницам, показывать разным светилам. А мог бы вырасти, кем-то стать, чего-то добиться.
Чернов откашлялся в кулак, не зная, что и ответить.
– У отца было незаконченное высшее образование, но подолгу на одной работе он не засиживался, – продолжил Медников. – Слишком живой, непоседливый характер. Он вечно копил деньги. То на подержанный автомобиль, то на листовое железо для крыши. Занимался накопительством, экономя каждый грош в течение четырех месяцев или полугода. Потом срывался с нарезки и пропивал все накопленное. Долго трезвел, ругал себя, устраивался на новую работу. И жизнь возвращалась на круги своя. Автомобиля отец так и не купил, нового дома не построил, даже железа не купил. Но мать свел в могилу, когда ей не исполнилось и пятидесяти. Отец не зря прожил жизнь. На его примере я кое-чему научился. Еще в юности я дал себе слово, что выберусь из нищеты, из этого дерьма.