Последние отзывы

  58  

– Все нормально, – Донцов потеребил Ходакова за щеку ладонью, перепачканной в крови. – Мы друзья. Мы приехали, чтобы вытащить тебя с того света. И мы это сделаем. Через полчаса тебя осмотрит доктор. Он заштопает твою царапину на руке. Слышишь меня?

– Это… Мне надо…

– Пустяки. Ничего делать не надо. Расслабься. Просто потерпи. Сейчас я подтащу тебя к машине, наложу жгут. И кровотечение остановится. Это пустяковая рана. Крови много, но опасности для жизни нет. Только не теряй сознание. Договорились?

– Договорились. Я хотел…

Донцов снова похлопал Ходакова ладонью по щекам, разогнулся, подхватив раненого под плечи, поволок к «ягуару». Под ногами хлюпала жидкая грязь, холодный дождь не унимался. Донцов пятился задом, дважды он поскользнулся и упал, но тут же поднялся. Дотащив раненого до машины, посадил его, прислонив спиной к задней дверце.

Колчин держал руку с оружием полусогнутой, прижимая к корпусу предплечье. Пальцы левой руки сложил в кулак. Он был готов повернуть корпус вправо или влево, согнуть в первом суставе указательный палец правой руки, выстрелить на звук и не промахнуться. Но было тихо. Только дождевая вода журчала в жестяных желобах, стекала вниз. Где-то вдалеке, в желтом мареве фонарей и прожекторов, освещающих порт, хрипло прокричал корабельный гудок. Колчин побежал по периметру крыши, споткнулся о какую-то невидимую в темноте железяку, выбросил вперед левую ногу, но та скользнула по мокрой деревяшке.

Падая, успел сгруппироваться и выставить вперед свободную руку. Удачно приземлившись на кучу мусора, все-таки расцарапал щеку чем-то острым. Он вскочил на ноги, но тут же опустился на корточки, рассматривая штуковину, которую задел ногой, когда оступился. Продолговатый предмет, завернутый в кусок серого шерстяного пледа.

Нырнув в салон, Донцов вытащил ящик аптечки с красным крестом на крышке, достал резиновый жгут, бинт в упаковке и склянку с антисептиком. Он долго рылся в ящике для перчаток, отыскивая складной нож. Наконец нашел его, ногтем большого пальца подцепил и открыл лезвие. Снова выскочил из машины, присев, стащил с Ходакова пропитавшийся влагой и кровью пиджак.

За последние пару минут раненому стало хуже, он уже не держал голову, опустив её на грудь. Челюсть отвисла, изо рта вылез язык, глаза закатились ко лбу. Донцов оттянул ткань рубашки, быстро менявшей светло серый цвет на грязно-бурый, прошелся вдоль шва лезвием ножа, стараясь не задеть плечо. Он дернул рукав вниз, разрывая ткань, которую не смог отрезать. Ходаков громко икнул.

– Сейчас, потерпи, – приговаривал Донцов. – Рана пустяковая. Только вид страшный, потому что крови много вышло.

Чтобы было удобнее работать, он опустился на колени. Пальцами ощупал пробитое плечо. Пули нет. Кость повреждена, её мелкие обломки застряли в мягких тканях, но хорошо прощупываются, любой хирург, давно не имевшей практики, удалит эту ерунду. Большая кровопотеря. Но и это не беда. С такой дыркой в руке и с такой потерей крови люди живут и, надо сказать, неплохо себя чувствуют уже через неделю после ранения. В рану попала грязь, когда Ходаков, сидя на земле, здоровой рукой хватался за простреленное плечо. И это ерунда, промыть можно. Донцов пропустил под мышкой резиновый жгут, завязал узел, потянул концы на себя, второй узел завязал не сильно. Он просунул между узлами рукоятку перочинного ножа, стал медленно крутить её по часовой стрелке. Резина сдавливала руку, кровь мало помалу останавливалась.

Колчин развернул влажное одеяло, согнулся, разглядывая винтовку с оптическим прицелом «Кахлес» и глушителем для боя на короткие дистанции, невидимым в ночи, покрытым темным порошком. Австрийское производство, полицейский вариант винтовки «Штейер-Даймлер-Пух» с коробчатым магазином на десять патронов, удлиненной рукояткой затвора, тяжелым стволом и пластиковым прикладом. Серийный номер затерт напильником. Таких винтовок в Европе – без счета, они состоят на вооружении армии и полиции многих стран.

Ствол ещё теплый, слышан запах горелого пороха. Колчин бросил винтовку, побежал поперек крыши, высоко поднимая ноги, чтобы снова не напороться на какую-нибудь дрянь и не упасть. Он остановился на противоположном от лестницы краю. Отсюда было видно, как темная машина с погашенными фарами и задними фонарями, выехала с заднего двора и исчезла где-то в темноте, за складами и заборами. С досады Колчин плюнул под ноги и недобрым словом помянул чью-то маму. Картина ясна: человек, ранил Ходакова, спровоцировав перестрелку между Колчиным и Штейном. Оставив оружие на крыше, спустился с другой лестницы на задний двор, сел в свою тачку и уехал домой или в гостиницу, чтобы посмотреть самый сладкий утренний сон. Выругавшись последними словами, Колчин опустил пистолет в карман, побежал обратно.

  58