Особенно,... 
48 
— И это правда?
— Факты достоверные. Перед смертью ее мать, графиня Карлотта Шонберн, решила послать дочь в Вену. Она говорила окружающим о своей любви и преданности князю Меттерниху, и, хотя они не виделись почти девятнадцать лет, она была уверена, что он обязательно поможет Ванде. Так и случилось. Ванда приехала в Вену и сразу была принята Меттернихом. Она бывает везде и всюду. Как это можно назвать? Дружбой? Или здесь нечто большее?
— А девушка знает об этом?
— Не имею представления, — бросила Екатерина. — Да это и неважно. Важно то, что она влюблена в вас, ваше величество.
— В меня? Но ведь я никогда не встречался с ней!
— Вы забыли, государь, что Ричард был в роли императора.
— И она в него влюбилась?
— Только потому, что была уверена: перед ней — император всея Руси, величайший воин со времен Александра Македонского, победитель, которому аплодировала вся Вена, герой, у ног которого все женщины.
— А она хорошенькая?
— Она прелестна, — воскликнула Екатерина. — Юная и чистая. Никто не прикасался к ней.
— И что же вы предлагаете?
Александр был очень заинтересован и возбужден. Мрачное выражение исчезло с его лица.
— Я хочу, чтобы она заняла место Юлии Зичи. Оставьте графиню Меттерниху, но возьмите у него Ванду.
— Вы думаете, это огорчит его?
— Я полагаю, — Екатерина осторожно подбирала слова, — Меттерних знает о вашей верности Марии Нарышкиной: всей Вене известно, что вы человек чести и слова.
— А откуда у Меттерниха такие подробности моей личной жизни? — злобно спросил царь.
Екатерина улыбнулась.
— Мария Нарышкина, к сожалению, очень хвастлива. Она, похоже, не понимает, каким сокровищем обладала, когда вы дарили ей свою любовь.
Александр сверкнул глазами.
— Она на самом деле не ценит меня! Это ее новое увлечение — кавалерийский офицер, — вы слышали о нем?
— Боюсь, что нет, я просто не общаюсь с такими людьми.
— Понимаете, совершенно невыносимо, когда узнаешь, что тебя променяли на какого-то там капитана, — не мог успокоиться Александр.
— Мария Нарышкина и не подозревает, что вы знаете об этом, — Екатерина старалась еще сильнее распалить его, — она же так привыкла к вашему терпению и великодушию.
Александр вскочил с кресла.
— Я покажу ей великодушие! — закричал он. — Она поймет, кто я такой!
— Вы гложете, показать это и Меттерниху, ваше величество.
— Да, и ему тоже, — повторил царь. — Как все это можно осуществить?
— Я уже подумала об этом. Сегодня мы собирались отобедать здесь. Но вместо этого можно отправить посыльного к графу Разумовскому и предупредить, что ваше величество желает почтить его своим посещением. Необходимо отметить, что мы все будем с вами, включая Ричарда.
— Так, ну и что нее?
— В последний момент вы, ваше величество, извинитесь и отправите всех нас к графу, а сами останетесь здесь, не позволив никому из нас остаться с вами, якобы не желая расстраивать наши планы. Пообедав в одиночестве, вы почувствуете себя лучше и решите присоединиться к нашему обществу. Ночью дворец вы войдете не через парадный вход, а через боковую дверь и по потайной лестнице подниметесь в маленькую гостиную на втором этаже. Только необходимо заранее послать записку Ванде Шонберн и назначить ей встречу — она уже знает где.
— Какой же мне смысл оставаться здесь, а потом оказаться во дворце графа, причем вы все тоже будете там?
— Никто не должен знать, куда вы направляетесь и зачем, — пояснила Екатерина. — У барона Хагера везде шпионы, они следят за каждым вашим шагом. Он будет знать, что вы остались обедать у себя. Конечно, можно предположить, что Ванду кто-то предупредит о вашем отсутствии. Но ведь там будет государыня — кто же сможет возразить или запретить!
Александр был так увлечен сценарием Екатерины, что не заметил некоторой его шаткости и ненадежности. А главное, он не понял истинных причин, подтолкнувших княгиню на этот шаг. Ей нужно было любой ценой удержать Ричарда возле себя в этот вечер, так как чутье подсказывало, что он сделает все возможное, чтобы увидеться с Вандой. Если царь останется в Хофбурге со своей свитой, он тут же найдет предлог, чтобы исчезнуть, и тогда за ним не уследишь. А оказавшись гостем графа Разумовского, он будет вынужден остаться в его доме…
— Вы совершенно правы, княгиня, — решительно сказал царь.
48 
