Особенно,... 
81 
Приезжий задал охраннику несколько вопросов, показал пальцем в сторону стоянки. Мужик что-то проблеял в ответ. Я ждала продолжения, думала, что мужик, переговорив с охранником, направится к фургону. Но дело кончилось ничем, человек залез в БМВ и рванул с места. Плохо, что не удалось срисовать номера бумера. Зато я сумела сделать несколько фотографий этого типа.
Во всей этой истории меня больше всего смущает еще одно обстоятельство. Если анонимное письмо прочитал в ФСБ, значит, за стоянкой установили наблюдение. В конторе работают не лохи, они наверняка обучены организации скрытой слежки. Однако за все дни, что мы просидели в съемной квартире, фээсбэшники никак не обнаружили себя. Вблизи от фургона, ни на самой стоянке, ни возле нее, не видно машин, из которых чекисты ведут наблюдение за фургоном. В сквере, что справа от стоянки, не увидишь серьезных мужиков, закрывающих лица газетами. Только местная пьянь кроит бутылки, да еще мамаши и няньки пасут у загаженной собаками песочницы своих отпрысков. Следят, как бы ребенок не подавился собачьей какашкой.
Все это бесконечное ожидание не просто раздражает и морально изматывает, оно пугает меня. Сегодня десять вечера меня сменил Иностранец, настроение у него ниже нулевой отметки. Он не верит, что дело кончится так, как мы задумали. Возможно, он прав. Встреча с человеком, который звонил Бобрику и назвался Игорем, не состоялась. Потому что пропали Бобрик и Ленка. Вчера в лесничество поехал Элвис, и он исчез с концами, даже не позвонил. О том, где он сейчас находится, даже не догадываюсь. Иностранец обзвонил все больницы и морги, но за последние двое суток, но людей, разбившихся на мотоциклах, слава богу, не оприходовали.
Завтра на поиски Бобрика, Ленки и Элвиса отправляется дядя Дима, возможно, ему повезет больше. А я снова буду дежурить в той квартире, днем сменю Иностранца. Нервы у меня разгулялись. Уже несколько раз ночами мне снится один и тот же сон: черный бумер, который я воспринимаю как абсолютное воплощение зла. На своем байке я гонюсь за этой тачкой по шоссе, широкому и ровному, как взлетная полоса. Мне кажется, что машина увозит куда-то всех моих друзей. Я выжимаю из байка сто шестьдесят километров, затем прибавляю обороты. На спидометре сто восемьдесят, но всякий раз бумер уходит. Сквозь заднее затемненное стекло я вижу чье-то знакомое лицо, искаженное гримасой боли и животного страха. Но не могу узнать этого человека. И становится еще страшнее".
***
Ольга Петровна выключила свет и долго ворочалась с боку на бок, пока не решила, что ей заснуть. Поднявшись с кровати, они надела халат, остановившись у зеркала, прошлась по волосам щеткой и вышла в коридор. Из-под двери домашнего кабинета мужа пробивалась тусклая полоска света. Ольга Петровна, постучав, толкнула дверь. Муж, сидя за письменным столом, перекладывал какие-то бумажки. При появлении жены, он раздавил в пепельнице горящую сигарету.
— Мамочка, ты еще не спишь? Первый час, между прочим.
Не ответив, Ольга Петровна осмотрелась вокруг, прикидывая, где лучше присесть. Предстоял серьезный, возможно, долгий разговор с мужем. Мягкие кресла, стоявшие у окна, не годились. Когда принимаешь расслабленную позу, нужные слова куда-то пропадают. Кожаный диван тоже не годился, он навевал смертную скуку, кроме того, Ольга Петровна не переносила скрип и запах кожи. Она уселась на стул, напротив мужа. Закинув ногу на ногу, вытянула из пачки Михаила Адамовича сигарету и прикурила от настольной серебряной зажигалки в форме стоптанного башмака.
— Мамочка, ты же не куришь. Уже два месяца.
— Полгода, — поправила супруга. — У тебя слабая память.
Михаил Адамович снял очки, которые надевал, когда просматривал бумаги, протерев стекла платком, отложил очки в сторону. Если бы он не растратил с годами способность удивляться, то обязательно удивился бы. Супруга, всегда спокойная и уравновешенная, выглядела взвинченной. Сигарета подрагивала в руке, глаза странно блестят, локон волос подает на глаза, а Ольга Михайловна не поправляет его.
— Что случилось?
— Случилось то, что я не могу без слез смотреть на нашу дочь. Она стала похожа на тень отца Гамлета. Она измождена физически, а что творится у нее на душе, можно только догадываться. А ты живешь с ней под одной крышей. Даже иногда, пару раз в неделю, задаешь ей какой-то глупый лишенный смысла вопрос. На этом твое участие в судьбе ребенка заканчивается.
81 
