– Пожалуйста, не стесняйся, если тебе понадобится другая женщина для удовлетворения твоих мужских порывов. Я отказываюсь от всех притязаний на тебя, как делала это перед твоим отъездом.
Лицо Хантера приняло странное выражение, как будто ее слова одновременно забавляли и задевали его.
– На этот раз тебе не удастся от меня отделаться, моя сладкая. Мои мужские порывы может удовлетворить только одна женщина.., и пока ты не уступишь, мне придется терпеть.
Лара решительно вздернула подбородок:
– В этом вопросе я не уступлю!
– Я тоже.
Казалось, сам воздух вокруг них искрился от вызова. Сердце Лары учащенно билось, отдаваясь гулким ритмом во всем ее существе. Она пришла в еще большее смятение, когда Хантер обезоруживающе улыбнулся, словно посмеивался над самим собой.
Прежде она не обращала внимания на его внешность. Для нес не имело значения, хорош он собой или нет. Родители устроили ее брак, и Лара безропотно приняла их решение. Позже она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы задумываться над тем, как выглядит муж. Однако теперь, глядя на Хантера, она вдруг осознала, что он поразительно красив и обладает неуловимым обаянием, которое определенно лишало ее покоя.
– Посмотрим, кто из нас дольше продержится, – сказал он. Выражение лица Лары, должно быть, выдало ее мысли, так как Хантер вдруг рассмеялся и, бросив на нес озорной взгляд, вышел из комнаты.
Глава 4
Вечер Хантер решил посвятить единственной цели – поискам дневников, однако мысли его витали, не давая сосредоточиться на поставленной задаче. Он методично рылся в сундуках, которые принесли к нему в комнату из кладовой, но смог обнаружить лишь несколько принадлежавших ему вещиц и кое-какую одежду, которая оказалась слишком просторной для его худощавой фигуры.
С недовольным вздохом Хантер обвел взглядом стены, обтянутые красным штофом с золотым тиснением. После тех примитивных условий, в которых он прожил весь прошлый год, включая скудно обставленную каюту на корабле во время бесконечного путешествия домой, чрезмерная пышность нынешних апартаментов раздражала, оскорбляя его вкус.
Скинув одежду, Хантер набросил халат из французской парчи, который откопал в одном из сундуков. Он был сшит для более плотного человека, и Хантеру пришлось подвернуть рукава и туго затянуть пояс. От халата исходил затхлый из-за длительного хранения запах, однако мягкая ткань была прекрасного качества, представляя собой сложное переплетение коричневых и кремовых шелковых нитей с золотыми прожилками.
Его внимание снова сосредоточилось на сваленном в беспорядке содержимом сундука. Он нахмурился, недоумевая, куда же, черт возьми, могли подеваться дневники? Возможно, их обнаружили после известия о его смерти и либо уничтожили, либо убрали с глаз долой. Хантер задумчиво потер подбородок, покрытый жесткой щетиной, успевшей отрасти с утра. “Интересно, – подумал он, – знает ли Лара о дневниках?"
С самого обеда его жена не появлялась в гостиной. Она почти ничего не ела и удалилась при первой же возможности, бежав прочь от него, как испуганный заяц. Слуги вели себя в высшей степени ненавязчиво, следуя, видимо, указаниям миссис Горст. Все, должно быть, полагали, что он наслаждается благами родного дома после долгого отсутствия.
К сожалению, это была первая из многих ночей, которые ему предстояло провести в одиночестве. Хантер не собирался навязываться женщине против ее воли, как бы сильно ни желал ее. Потребуется немало времени и терпения, чтобы завоевать место в постели Лары. Видит Бог, она стоила любых усилий. Ее отклик на его поцелуй служил достаточным тому подтверждением. Несмотря на упорное сопротивление, она была далеко не так холодна, как ей казалось. Было мгновение, когда она ответила ему самозабвенно и пылко. От одного воспоминания об этом его плоть дрогнула и поднялась.
Мрачно улыбнувшись, Хантер постарался взять себя в руки. Пожалуй, он слишком долго соблюдал обет целомудрия. Любая женщина в данный момент сгодилась бы для удовлетворения его нужд, но он сам приговорил себя к жизни монаха, пока его прекрасная жена не пускает его в свою спальню.
Хантер поставил шкатулку с портретом Лары на полукруглый столик у стены и пробежался пальцами по истершейся эмалевой поверхности. Привычным движением он открыл крышку, скрывавшую миниатюру. Вид милого лица, как всегда, утешил и ободрил его.