271 
Ранее по ходу разговора Либби снова принялась за свою курицу, насадила на вилку кусок и поднесла к губам. Но, слушая мою последнюю тираду, она напрочь забыла о еде, а когда я закончил, опустила вилку с нетронутым куском курицы на тарелку и молча смотрела на меня секунд пятнадцать. После чего произнесла какую-то бессмыслицу: «Я танцевала чечетку».
«Что?»
«Я танцевала чечетку, Гидеон. После того как мы расстались, я поехала танцевать чечетку. Это мое хобби — чечетка. У меня не очень хорошо получается, но это неважно, ведь я хожу на занятия не потому, что хочу хорошо танцевать, а потому, что, когда танцую, мне становится жарко, я потею, мне весело. И еще мне нравится то, как я себя чувствую после занятий».
Я сказал: «А, понятно», хотя на самом деле я ничего не понимал. Мы говорили о ее браке, говорили о ее статусе в Великобритании, говорили о наших с ней взаимоотношениях, по крайней мере пытались. При чем тут чечетка — оставалось для меня загадкой.
«В нашей группе есть одна приятная девушка, индианка. Она ходит на занятия тайком от семьи. И она пригласила меня в гости. Там я и осталась. У нее дома. С ее семьей. Я не была с Роком. Даже не думала о том, что можно поехать к нему. Я думала о том, что будет хорошо для меня. Вот и все, Гидеон».
«А, понятно. Понятно». Меня заело. Я ощущал ее гнев, но не представлял, что с ним делать.
«Нет. Ничего тебе не понятно. В твоем малюсеньком мирке все живут, дышат и умирают только ради тебя, и так было всегда, как только ты родился. Поэтому ты решил, что со мной происходит то же самое. У тебя не встает, когда мы вместе, и меня от этого так плющит, что я со всех ног мчусь к самому подлому негодяю в Лондоне и чего только с ним не делаю, и все это исключительно из-за тебя. Ты думаешь, будто я говорю себе: "Гид меня не хочет, зато добрый старый Рок хочет, а если хоть какая-то задница хочет меня, то, значит, со мной все в порядке, я нормальная, я существую"».
«Либби, я не говорил ничего подобного».
«Тебе не нужно это говорить. Ты так живешь, поэтому ты считаешь, что так живут и все остальные. В твоем мире ты живешь ради идиотской скрипки, а не ради другого человека, и, когда скрипка отвергла тебя или бросила, ты перестал понимать, кто ты и что ты. Вот что с тобой происходит. Но моя жизнь — это моя жизнь, и я живу не ради тебя. И уж тем более не ради твоей скрипки».
Я стоял и гадал, как мы дошли до такого. Никакого четкого ответа на слова Либби у меня не было. Зато в голове неотвязно крутились слова отца: «Вот чем заканчиваются знакомства с американцами, а из всех американцев хуже всего калифорнийцы. Они не разговаривают. Они проводят психоанализ».
«Я музыкант, Либби», — сказал я.
«Нет. Ты — личность. Как и я — личность».
«Люди не существуют вне своего основного занятия».
«Еще как существуют. Большинство людей именно так и живут и чувствуют себя при этом прекрасно. Только те люди, у которых внутри ничего нет, — люди, которые минуты не потратили на то, чтобы понять, кто они такие на самом деле, — вот они да, сразу разваливаются, как только у них что-то не получается».
«Ты не можешь предугадать, как наши… как эта ситуация… между нами… сложится. Я тебе говорил, что сейчас у меня трудный период, но я преодолею его. Я каждый день работаю над этим».
«Да ты совершенно не слушаешь меня. — Она отшвырнула вилку. Не съев и половины того, что лежало на тарелке, она собрала все со стола и унесла на кухню, ссыпала остатки курицы и брокколи в пластиковый пакет и засунула пакет в холодильник. — С твоей музыкой какие-то проблемы, и ты потерян, тебе нечем даже занять себя. И ты думаешь, что мне тоже будет нечем занять себя, если у нас с тобой, или у меня с Роком, или у меня с чем-либо еще возникнут проблемы. Но я не такая, как ты. У меня есть жизнь. А ты человек без жизни».
«Вот поэтому я и стараюсь вернуть себе жизнь. И пока не верну, я буду бесполезен и для себя, и для других людей».
«Неверно. Нет. У тебя никогда не было жизни. Все, что у тебя было, — это скрипка. Игра на скрипке — это не ты. Но ты превратил это в свою суть, и вот почему сейчас от тебя ничего не осталось».
«Чушь, — слышал я отцовское фырканье. — Еще один месяц в компании с этой милой дамочкой, и жалкие остатки твоего мозга превратятся в кашу. Вот что получается, если сидеть на диете из «Макдоналдса», телевизионных ток-шоу и книжек типа "Помоги себе сам". Разумеется, если твоя милашка вообще умеет читать, каковая способность до сего дня вызывает у меня серьезные сомнения».
271 
