Особенно,... 
115 
— Извините, Madame la Reine, — снова подал он голос — Прошу прощения, но что, если талисманы не помогут произвести ребенка?
— Помогут, — возразила я холодно.
Астролог отбросил придворные манеры и сказал напрямик:
— Без крови никакой гарантии дать не могу. Талисманы, которые мы обсуждаем, принесут незначительное улучшение здоровью дофина и его сексуальному желанию. — Козимо не оробел под моим уничтожающим взглядом и добавил: — Я лишь хотел внести ясность.
— Никогда больше, — заявила я, вставая из-за стола. — Вот что я говорила вам пятнадцать лет назад. Не заставляйте меня это повторять.
Козимо низко поклонился и быстро вышел, закрыв за собой дверь. Я замерла, прислушиваясь к удалявшимся шагам.
Через две недели мадам Гонди подала мне маленький сверток, крепко замотанный лентой. Я открыла его. На черном шелке, на шнурке, болтались два талисмана: один из рубина, другой из меди.
Франциск принял талисманы без вопросов и поклялся, что будет о них молчать и никому не покажет, в том числе и Марии.
На следующее утро меня срочно вызвали в апартаменты короля. Было рано, меня еще не закончили одевать, и я поторопила фрейлин.
Аванзал Генриха был подчеркнуто мужественным: на стенах деревянные панели, мебель обита коричневым бархатом и золотой парчой. Над камином — позолоченный рельеф саламандры — эмблема отца Генриха, Франциска I. Мой муж стоял возле холодного камина. Он молчал, ожидая, когда слуга удалится.
Рот Генриха был сурово сжат, глаза злобно прищурены. Он был очень высоким мужчиной, а я — очень маленькой женщиной. Я низко присела.
— Ваше величество.
Последовала такая долгая пауза, что я осмелилась поднять глаза.
Генрих вытянул руку. На его ладони лежал шнурок с талисманами, которые я дала Франциску.
— Что это, мадам?
— Простой оберег, ваше величество, — ответила я непринужденно. — Для здоровья дофина.
— Я не позволю вовлекать своего сына в эти грязные игры! — Король швырнул талисманы в пустой камин. — Я велю их сжечь.
— Генрих, это безобидная вещица, — заверила я. — Оберег сделан согласно науке, основанной на астрономии и математике.
— Это отвратительно! — негодовал муж. — Ты знаешь, как я к этому отношусь. Как ты могла подсунуть такое нашему сыну?
Я тоже распалялась.
— Неужели ты думаешь, что я желаю вреда собственному ребенку?
— Это все твой колдун. Он отравил тебе мозг, заставил поверить, что ты в нем нуждаешься. Предупреждаю, Катрин, сегодня же ты его уволишь. И все сразу наладится.
— Не собираюсь его увольнять! — возмутилась я. — Вы что, угрожаете мне, ваше величество?
Генрих тяжело вздохнул, стараясь успокоиться. Гнев уступил место мрачной серьезности.
— Два месяца назад я обратился к Папе, чтобы он позволил организовать французскую инквизицию.
Я притихла.
— На прошлой неделе его святейшество удовлетворил мою просьбу. Во главе инквизиции я поставил Карла де Гиза. Можешь себе представить, что я испытал, когда добрый католик принес мне эту вещь? — Генрих с отвращением указал на камин. — Что он почувствовал, когда его испуганная племянница Мария подала ему это?
Мария, хитроумная Мария! Как мне могло прийти в голову, что Франциск способен хранить от нее секреты?
— И что ты будешь делать, Генрих? Поведешь свою жену на допрос?
— Нет, — отозвался он. — Но если ты проявишь благоразумие, то сообщишь своему колдуну, что королевский двор для него — место небезопасное.
У меня запылали щеки.
— Если ты его арестуешь, то этим привлечешь внимание ко мне. Поползут слухи, которые нанесут ущерб короне.
— Есть средства избежать этого, — холодно заметил Генрих. — Я тебя предупредил, мадам.
Днем я вызвала Руджиери в свой кабинет. Я не стала предлагать ему сесть — не было времени, — а просто протянула бархатный кошелек, наполненный золотыми экю.
— Король сформировал инквизицию, вы будете одной из ее первых жертв. Ради меня, возьмите это. Инкогнито уезжайте из Парижа как можно дальше. Вас поджидает экипаж. Возница поможет вам собрать вещи.
Руджиери сложил руки за спиной и отвернулся. В моем крошечном кабинете не было окна, но казалось, он отыскал его и смотрел в неведомую даль.
— Ради вас я должен быть здесь. — Он взглянул на меня. — Положение становится опасным, Madame la Reine. Король вступил в сороковой год своей жизни.
115 
