— Телефон обычно эффективнее. Что ты ешь?
— Шоколадный круассан. Хочешь? — И дал ей салфетку.
Дебора взяла его ладони своими, чтобы удобнее было кусать.
— Ммм, свеженький. Прелесть какая, — проговорила она с полным ртом.
Он протянул ей чашку, над которой плюмажем вставал аппетитный запах горячего кофе. Она сделала глоток.
— Отлично, — улыбнулся Чероки.
— Ты о чем?
— О том, что здесь только что произошло.
— И что же?
— Наша свадьба. Согласно обычаям некоторых примитивных племен Амазонии, ты только что стала моей женой.
— И что из этого следует?
— Поехали со мной на Амазонку, там узнаем. — Он откусил от круассана, пристально глядя на нее. — Не знаю, где были тогда мои глаза. Я даже не заметил, какая ты горячая штучка. Наверное, это потому, что ты была несвободна.
— Я и сейчас несвободна, — напомнила ему Дебора.
— Замужние женщины не в счет.
— Почему?
— Так сразу не объяснишь.
Она прислонилась рядом с ним к ограде, взяла у него из рук стаканчик и отхлебнула еще кофе.
— А ты попробуй.
— Ну, это типично мужская штука. Что-то вроде основного правила. С женщиной можно заигрывать, если она одна или замужем. Одинокая женщина более доступна, да и, что греха таить, обычно ищет кого-нибудь, кто сказал бы ей, как классно она выглядит, поэтому заигрывания принимает. Замужняя тоже, поскольку муж наверняка уже не уделяет ей столько внимания, как раньше, ну а если у них все в порядке, то она даст тебе знать сразу, и делу конец. Но руки прочь от женщины, у которой есть друг, но нет мужа. На заигрывания она не обращает внимания, а если попробуешь с ней связаться, наверняка получишь от ее парня.
— Похоже на личный опыт, — прокомментировала Дебора.
Он уклончиво улыбнулся.
— Чайна думала, что ты ходил закадрить какую-нибудь бабенку вчера вечером.
— Она говорила, что ты заходила. Я еще удивился зачем.
— Да у нас тут размолвка вчера вышла.
— Значит, ты вдвойне доступна для флирта. Размолвка — очень хорошая новость для того, кто хочет пофлиртовать. Откуси еще круассан. Выпей еще кофе.
— Чтобы скрепить наш амазонский брак?
— Вот видишь? Ты уже думаешь как латиноамериканка.
И оба дружески рассмеялись.
Чероки сказал:
— Жаль, что ты так редко бывала в Ориндже. Мы бы хорошо провели время.
— Ты бы кадрил меня тогда?
— Не-а. Этим я занимаюсь сейчас.
Дебора усмехнулась. Разумеется, это была шутка. Он желал ее не больше, чем свою собственную сестру. Однако она не могла не признать, что подтекст его шуток, сквозившее в них сексуальное напряжение доставляли ей удовольствие. Она попыталась вспомнить, как давно это напряжение ушло из ее брака. И ушло ли оно. Просто попыталась вспомнить.
— Мне нужен твой совет, — сказал Чероки. — Прошлой ночью я ни хрена не спал, все думал, что же делать.
— С чем?
— Да с матерью. Чайна не хочет, чтобы я ей звонил. И не хочет, чтобы она узнала. А по-моему, она имеет право. Она ведь наша мать, как-никак. Чайна говорит, что помочь она все равно не сможет, и это правда. Но она могла бы приехать, так? Короче, я решил, что позвоню. Что скажешь?
Дебора задумалась. Отношения Чайны с матерью и в лучшие времена напоминали вооруженное перемирие двух армий, вовлеченных в кровопролитный конфликт. В худшие времена это была настоящая война. Ненависть Чайны к матери уходила корнями в детство, полное лишений, причиной которых была неумеренная приверженность Андромеды Ривер к вопросам социальным и экологическим, что, в свою очередь, негативно влияло на ее отношение к потребностям собственных детей. Вот почему она почти не уделяла времени Чероки и Чайне, чье детство прошло в мотелях, где стены были тонкими, как бумага, а единственным предметом роскоши являлась машинка для льда рядом с кабинетом владельца. Сколько Дебора знала Чайну, в душе у той всегда был огромный запас злости на мать за то, что она позволяла им так жить, а сама непрерывно размахивала плакатами в защиту исчезающих видов животных, растений и детей, чье детство было под угрозой из-за условий существования, весьма похожих на те, в которых росли ее собственные отпрыски.
— Может, лучше тебе с этим повременить, — предложила Дебора. — Чайна сейчас на взводе… да и кто на ее месте не был бы? Раз она не хочет, чтобы мать приезжала, так, может, отнестись с уважением к ее желанию? Ну, хотя бы пока.