Мальчик, несомненно, горюет из-за его смерти, и неважно, знает он или нет, какой ужасный конец постиг его друга. Пол вырос в многодетной семье, при родителях, которые только и умели, что бухать да трахаться, так что, когда Ги обратил на него внимание, мальчик просто расцвел. Правда, когда они с Ги приходили в Мулен-де-Нио, никаких признаков расцвета Фрэнк в нем не замечал, но ведь он и не знал этого угрюмого, молчаливого парнишку до их с Ги знакомства. В те времена, когда они все трое разбирали завалы в коттеджах, Пол больше смотрел и слушал, чем говорил, но в сравнении с полной и анормальной немотой, владевшей им прежде, это был огромный прогресс.
Худенькие плечи Пола вздрагивали, а шея с рыжеватыми завитками, как у ренессансных ангелов, казалась слишком тонкой для того, чтобы поддерживать его голову. Та и не держалась, а лежала на верхней коробке. Все тело мальчика сотрясалось. Он судорожно всхлипывал.
Фрэнк глубоко сочувствовал мальчику. Он подошел и неловко потрепал его по плечу, приговаривая:
— Ну будет, будет, — а сам думал, что ответит, если Пол вдруг поднимет голову и спросит: «Что будет?»
Но Пол ничего не спросил, а продолжал стоять, как раньше. Табу сидел у ног хозяина и смотрел на него.
Фрэнк хотел сказать, что он тоже глубоко скорбит о смерти Ги Бруара, но у него не повернулся язык, ведь он знал, что на всем острове так о нем горюет только Пол да еще родная сестра. Поэтому он оказался перед выбором: предложить Полу фальшивые слова утешения или дать возможность продолжать работу, которую они делали с Ги. Фрэнк знал, что на первое он не способен. Что до второго, то сама мысль об этом была ему невыносима. Оставалось одно: отправить подростка восвояси.
— Слушай, Пол, мне жаль, что ты так расстроен. Но разве тебе не надо в школу? Четверть ведь еще не кончилась, или как?
Пол поднял на Фрэнка заплаканное лицо. Из носа у него текло, и он промокнул его тыльной стороной ладони. Вид у него был такой жалкий и одновременно исполненный такой надежды, что Фрэнка вдруг осенило, зачем мальчишка пришел к нему.
Господи боже, да он же замену ищет, второго Ги Бруара, который проявит к нему интерес, даст ему повод для… для чего? Снов наяву? Работы над собой? Что наобещал этому жалкому сопляку Ги Бруар? Как бы там ни было, он, Фрэнк Узли, вечный холостяк, не сможет ему этого дать. У него самого девяностодвухлетний отец на руках. И свое бремя надежд, которые привели его к нынешней неразберихе.
Словно подтверждая опасения Фрэнка, Пол шмыгнул носом и перестал рыдать. Снова вытер рукавом нос и огляделся вокруг, как будто только сейчас понял, где оказался. Прикусив губу, он начал теребить край заношенной рубахи. Потом встал и прошел через всю комнату туда, где стояли друг на друге коробки, на крышках и боках которых черным фломастером было написано: «Рассортировать».
Фрэнк упал духом. Все оказалось так, как он и думал: мальчик пришел сюда, чтобы связать себя с ним и продолжать работу в доказательство этой связи. Так не пойдет.
Пол взял со стопки коробок верхнюю и осторожно поставил ее на пол, а Табу уселся рядом. Мальчик присел на корточки. Пес привычно положил лохматую голову на лапы и устремил на молчаливого хозяина преданный взгляд, а тот аккуратно открыл коробку, как это на его глазах сотни раз делали Ги и Фрэнк. Внутри вперемешку лежали военные медали, пряжки от ремней, сапоги, фуражки люфтваффе и вермахта и другие предметы вражеского обмундирования полувековой давности. Мальчик поступил с ними так же, как Фрэнк или Ги: расстелил на каменном полу полиэтиленовую пленку и принялся выкладывать на нее предметы, прежде чем записать их в служивший каталогом перекидной блокнот.
Он поднялся, чтобы достать блокнот из его хранилища, то есть того самого шкафа, откуда Фрэнк всего несколько минут назад доставал экземпляры «ГСОС». Фрэнк ухватился за эту возможность и крикнул:
— Эй! Послушайте, молодой человек!
Он метнулся через комнату, чтобы захлопнуть ящик под самым носом у мальчика. Он двигался так быстро и говорил так громко, что Табу вскочил на ноги и залаял.
Фрэнк не терял ни минуты.
— Какого черта ты делаешь? — напустился он на мальчика. — Я здесь, между прочим, работаю. А ты вламываешься и хозяйничаешь тут, как у себя дома. Здесь же бесценные экземпляры. Они хрупкие, стоит их разрушить, и они исчезнут навсегда. Это ты хоть понимаешь?
Глаза у Пола расширились. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не издал ни звука. Табу продолжал лаять.