36 
В прежние времена он обогнул бы дом и вошел через оранжерею, задержавшись ненадолго на кухне, где Валери Даффи сказала бы ему с улыбкой: «Как приятно видеть тебя» — и наверняка предложила бы домашнюю булочку или пирожок и, прежде чем отпустить в кабинет, или на галерею, или куда-нибудь еще, спросила бы: «Ну-ка, садись, Пол, выкладывай, с чем пришел сегодня. Я должна узнать об этом прежде мистера Ги».
А еще она добавила бы: «Запей-ка вот этим» — и дала бы ему стакан молока, или чашку чаю, или кофе, а то и горячего шоколада, такого густого и крепкого, что слюнки начинали течь от одного запаха. И Табу тоже что-нибудь перепало бы.
Но в то утро в оранжерею Пол не пошел. Со смертью мистера Ги все переменилось. Он обогнул дом и направился к старым каменным конюшням, где мистер Ги хранил свои инструменты в рабочей комнате. Пока Табу услаждал свое обоняние восхитительными ароматами, которые в изобилии предлагали конюшни и мастерская, Пол подхватил пилу и ящик с инструментами, вскинул на плечо несколько досок и устало поплелся наружу. Он свистнул Табу, и дворняга радостно помчалась вперед, к пруду, который находился в северо-западном направлении, на некотором расстоянии от дома. Путь туда лежал мимо кухни, где работала Валери, которую он заметил, глянув на ходу в окно. Но когда она помахала ему рукой, он только втянул голову в плечи. И решительно двинулся вперед, шаркая ногами по гравию, чтобы послушать, как он хрустит. Ему давно нравилось слушать этот звук, особенно когда они шагали вдвоем: он и мистер Ги. Их шаги звучали одинаково, как у двух парней, которые вместе идут на работу, и это сходство почти убедило его в том, что возможно все, и даже вырасти таким, как Ги Бруар.
Не то чтобы он хотел скопировать жизнь мистера Бруара. У него были другие мечты. Но тот факт, что Ги Бруар вначале тоже был никем — малолетним беженцем из Франции — и сумел подняться до огромных высот на выбранной им жизненной стезе, убеждал Пола в том, что и он своего добьется. Все возможно для того, кто не боится труда.
А Пол не боялся с того самого дня, когда впервые увидел мистера Ги. Тощий двенадцати летний парнишка в обносках старшего брата, которые скоро должны были перейти младшему, пожал руку джентльмену в джинсах и сказал только: «Белая какая», с боязливым восхищением взирая на незапятнанную белизну его футболки, которая выглядывала из треугольного выреза безукоризненного синего свитера.
И тут же так сильно залился краской, что чуть в обморок не упал.
«Дурак, дурак, — завопил его внутренний голос — Тупой ты как пробка, и толку от тебя столько же, Поли».
Но мистер Ги сразу понял, что мальчик имел в виду. «Я тут ни при чем. Это все Валери. Стирка — ее забота. А она женщина исключительная. Настоящая хозяйка. К сожалению, не моя. Кевин к ней раньше посватался. Ты познакомишься с ними, когда придешь в Ле-Репозуар. То есть если захочешь, конечно. Что ты об этом думаешь? Испытаем друг друга, а?»
Пол не знал, как отвечать. Его учительница заранее усадила его в классе и объяснила ему суть новой программы: взрослые из общины делают что-то вместе с детьми, — но он плохо ее слушал, так его занимала золотая пломба у нее во рту. Она была близко к передним зубам и вспыхивала в свете потолочных ламп каждый раз, когда учительница начинала говорить. Ему очень хотелось увидеть, есть ли у нее еще такие пломбы. И он все время спрашивал себя, сколько же они стоят.
Поэтому когда мистер Ги заговорил про Ле-Репозуар, Кевина и Валери, а еще про свою маленькую сестренку Рут — Пол думал, что она и правда маленькая, пока не увидел ее впервые, — он просто слушал и кивал, потому что этого от него и ждали, а он всегда старался делать то, чего от него ожидали, ведь поступать иначе было страшно и непривычно. Так они с мистером Ги познакомились и стали дружить.
Их дружба заключалась в основном в том, что они вместе слонялись по усадьбе мистера Ги, ведь кроме рыбалки, купания и прогулок по утесам, заняться на Гернси было все равно нечем. По крайней мере до тех пор, пока они не задумали открыть музей.
Но теперь о нем нужно было забыть. Иначе придется снова пережить те мгновения, когда мистер Узли кричал на него. Вот почему сейчас он шел в направлении пруда, где они с мистером Ги начали строить зимний домик для уток.
Птиц осталось всего три: один селезень и две уточки. Остальные умерли. Однажды утром Пол застал мистера Ги, когда тот хоронил их изломанные и окровавленные тела — все, что осталось от птиц после нападения злой собаки. Или кого-то другого, тоже злого. Мистер Ги не позволил Полу смотреть на них. Он сказал: «Стой там, Пол, и Табу не подпускай». И пока Пол стоял и смотрел, он похоронил каждую бедную птицу в отдельной могилке, которые вырыл для них сам, и все время повторял: «Черт. О господи. Какая потеря».
36 
