— Вам не хватает духа восстать против него, — упрекнула Вирджиния.
Глаза Шона сверкнули.
— Он хочет, чтобы мы поженились.
У Вирджинии перехватило дыхание. Не ослышалась ли она? Стены ее мира, и без того хрупкие, начали осыпаться.
— Что?!
— Он думает, что будет лучше, если мы поженимся после получения выкупа, — сказал Шон.
До Вирджинии не доходил смысл его слов. Она пустила кобылу галопом в сторону дома, шатаясь как от удара. Ее передают брату Девлина. Он воспользовался ею, а теперь хочет спихнуть ее Шону.
У дома она спешилась, передав кобылу конюху. Шон подскакал к ней и спрыгнул с коня.
— Я знаю. Это необъяснимо.
— Отойдите от меня, — предупредила Вирджиния, направляясь к дому.
Она дышала с трудом; перед глазами плыла красная пелена. Боль и гнев завладели ею целиком. Если она не ненавидела Девлина раньше, то возненавидела теперь.
Образы той ночи преследовали ее, и она многое бы дала, чтобы они были всего лишь ее фантазией, а не недавним прошлым.
Она не могла дождаться выкупа.
Этим вечером Шон подошел к ее комнате. Стоя в коридоре, он вежливо спросил, спустится ли она обедать. Вирджиния смотрела на него из спальни, прижавшись к открытой двери. Он выглядел мрачным, как всегда в эти дни.
— Не делайте этого, — сказала Вирджиния.
— Я и не делаю. Но после того, что совершил Девлин, я обращался с вами недопустимо. А ведь я ваш друг, Вирджиния.
Их взгляды встретились.
— Почему же вы отвернулись от меня, когда я так нуждалась в друге? — прошептала она.
Шон колебался.
— Потому что это причинило боль и мне.
Неужели Шон имел в виду, что питает чувства к ней и что соблазнение Девлина сделало их невозможными? Он мягко улыбнулся:
— Думаю, нам пора заключить перемирие. Кроме того, в столовой вечер за вечером чертовски одиноко. Мне не хватает ваших забавных историй.
Вирджиния была тронута. Она коснулась его рукава:
— Я тоже сожалею. Это не вас я ненавижу.
— Знаю.
Неделя перешла в месяц, затем в два. Вирджиния обедала с Шоном каждый вечер, и в течение нескольких недель напряжение исчезло, как если бы его брат не сделал того, что он сделал. Она начала с нетерпением ожидать вечера, когда они делили прекрасный ужин, хорошее вино и непринужденную беседу. Шон тяжело работал, управляя поместьем, и его вечерние разговоры включали проблемы, с которыми он сталкивался, и победы, большие и малые. Вирджиния быстро узнала все насчет законов о зерне и о том, как они спасли Ирландию — к концу месяца она знала о кукурузе столько же, сколько о табаке. Часто разговор переходил на политические темы. Ливерпуль, на которого Шон возлагал большие надежды, сформировал новый кабинет и стал премьер-министром. В середине августа они оба, читая «Дублин тайме», узнали, что в июне Соединенные Штаты объявили войну Великобритании. Британские войска взяли Макинак, маленькое поселение на северо-западе, а британская эскадра захватила американский корабль «Наутилус».
Вирджиния была ошеломлена.
— Как может ваша страна рассчитывать снова превратить нас в колонию? — воскликнула она.
— Мы едва ли надеемся снова сделать Соединенные Штаты нашей колонией, — ответил Шон. — Мы не хотели этой войны — наши руки заняты в Европе. За это ответственны ваши ястребы.
Вирджиния знала кое-что об американской политике, но очень мало о ястребах.
— Мой отец был очень умным человеком и всегда говорил, что Британия не уважает наши права, хочет восстановить свой статус метрополии и никогда не позволит нам торговать свободно. Сколько американских кораблей, как и «Американа», было захвачено вашим флотом? Сколько американцев вроде меня было похищено с этих кораблей? Вы представляете себе, во сколько обходится нашей стране ваша политика сдерживания торговли?
Она помнила, что ее отец приводил те же аргументы за ужином в Суит-Брайар.
— К сожалению, вы хотите кормить и одевать Наполеона и его армию, Вирджиния, — спокойно сказал Шон. — А этого нельзя допустить.
Никто не одержал верх в этом споре, но новости о войне продолжали поступать. Индейцы устроили бойню в американском форте Дирборн, а англичане захватили Детройт. Новая война, такая незначительная для Британии и такая важная для Соединенных Штатов, не сулила американцам ничего хорошего.
От Девлина не было ни единого слова, ни одного письма. Если в истории с выкупом намечался прогресс, он не информировал их об этом.