В самом доме, где прочно устоялся запах табака и, как ни странно, тоже роз, слышимость была куда лучше. И Земцова пошла на голос.
– И ты, старый хрыч, будешь еще говорить мне, что ничего не знал об этом? Мало того, что этот мерзавец обрюхатил меня, когда мне было всего-то ничего, затем он распустил слух… (дальше она не расслышала) после чего нам пришлось… неужели ты не мог ничего предпринять? Неужели ты не мог втолковать этому негодяю, что мы тоже живые люди и у нас тоже могут быть проблемы. Да, я вышла замуж, ну и что с того? Все женщины выходят замуж. А что мне было делать одной, в незнакомой… Мы перебирались с места на место, меняли квартиры, он был очень чувствительный к пыльце… А у меня, сам знаешь, плохая кровь. Я всю жизнь спасаюсь витаминами да железом. А ты думаешь, там жить легко? Да, я погорячилась, выпила лишнего… А почему ты не позвонил мне и не сказал, что случилось? Ты думал, что я не приеду? Да я к тому времени уже была в Москве… это чудо просто, что мне позвонили и сказали о его смерти… подсунул мальчику через подставное лицо какую-то бумажонку с ничего не значащими словами. Искать какую-то шлюху в кабаке. Он у меня – человек серьезный, по таким злачным местам не шляется… А тут вдруг нате, встретил там какую-то девицу-провинциалку, влюбился в нее без памяти и объявляет мне: ма, я женюсь. И что я, по-твоему, должна была ему ответить? И что ему мои запреты, когда у него свой бизнес и он не собирается покидать Россию?
Да ведь она же говорит о Жене Рейс!
– Ты еще не знаешь, что я испытала, когда вновь оказалась в той квартире. Я, вернее мы, пробыли там почти до утра. Но я ушла раньше и переночевала в гостинице, а он оставался там долго, пока в квартиру не стали ломиться. Кто же мог подумать, что и после смерти его жилище не оставят в покое… Мы хорошо посидели, я купила прямо на улице вишни, и мы ели, как тогда, с Мишей… Он, конечно, не похож на отца, как и тот, другой… Я видела его. Он не выглядит больным. Напротив, он очень даже ничего. У меня прошлой осенью был любовник, похожий на Дмитрия… Все, Рома, мне надо уходить. У меня много дел. Мне еще предстоит встретиться с этим парнем и расспросить его хорошенько. Я уверена, что и он что-то знает. Вы все что-то знаете и молчите. А у нас с Валерой не меньше прав, и тебе это хорошо известно… Забыла тебе сказать: Сашу снова взяли. И что это за мужики у меня были? Бандиты какие-то. Не могли спокойно делать свой бизнес. Без предательства, без подлости. Ненавижу вас, мужиков… А девку эту, Гел, все равно разыщу… Она мне все расскажет.
Появилось новое действующее лицо. Женщина. Она выпила слишком много, чтобы самостоятельно выбраться из дачного поселка и доехать до города. Кто она? Мать Валеры Франка? Но какое отношение она имеет к Роману Георгиевичу? И главное, почему он молчит и ничего не отвечает? У него такой тихий голос или он… немой?
Юля сделала несколько шагов к двери, из-за которой доносился женский голос, и, дрожа всем телом, приоткрыла ее. Она увидела большую комнату, которую освещал торшер. Прямо перед ней стояло – спинкой к двери – низкое кресло, над которым возвышалась голова, покрытая голубовато-белыми волосами. Такие волосы бывают у старых людей. Часть головы была в тени, а потому невозможно было разглядеть лица человека. Интуиция подсказывала Юле, что скорее всего это и есть хозяин – Роман Георгиевич. Женщина, закутанная в белую шаль с длинными кистями, была высокой и довольно худой; растрепанные темные волосы ее казались мокрыми. Она курила, и оранжевый огонек ее сигареты описывал в полумраке комнаты дуги.
– Извините… – подала голос Юля, открывая дверь пошире и возникая на пороге комнаты, к ужасу и удивлению женщины. – Я не хотела вас напугать.
– Вы кто? – женщина подбоченилась и склонила голову набок, разглядывая незнакомую посетительницу. – Что это вы себе позволяете? Врываетесь в чужой дом. Я позову сейчас полицию, это – частная территория. Вон отсюда!
– Роман Георгиевич! – позвала Юля. – Я к вам.
Но голова не пошевелилась.
– Он спит?
– Да, вечным сном. Я ничего особенного ему не сказала, просто покричала на него, и все… Ненавижу…
Последние слова женщина говорила уже, словно призывая Земцову к сочувствию. Она не собиралась скрываться, что-то отрицать. Она была отчаянно пьяна: пустая литровая бутылка из-под водки стояла прямо на столе, среди нехитрой закуски.
– Я убила его, понимаешь, убила словом. Тебя как зовут?