Посвящение
ПОСВЯЩЕНИЕ. Языковой эпизод, сопровождающий любой любовный подарок, реальный или предполагаемый, и, шире, любой жест, действительный или внутренний, посредством которого субъект посвящает нечто любимому.
1. Любовный подарок, разыскивается, выбирается и покупается в величайшем возбуждении — таком, что оно, кажется, достигает порядка наслаждения. Я активно прикидываю, доставит ли этот предмет удовольствие, не разочарует ли или, показавшись, напротив, слишком значительным, не выдаст ли мой бред — или ловушку, в которую я попался. Любовный подарок торжественен; увлеченный всепожирающей метонимией, регулирующей воображаемую жизнь, я целиком переношу себя в него. Этим предметом я даю тебе мое Все, я касаюсь тебя своим фаллосом; потому-то я и схожу с ума от возбуждения, потому и бегаю по лавкам, упорно подыскивая подходящий фетиш — блестящий, удачный, который будет безупречно подходить к твоему желанию. Подарок — это касание, чувственность: ты прикоснешься к тому, чего касался я, нас объединяет некая третья кожа. Я дарю X… шейный платок, и он его носит: X… дарит мне факт его носки; собственно, именно так он наивно воспринимает и излагает это. A contrario: всякая мораль чистоты требует, чтобы подарок был отделен от руки дающего или принимающего; при буддистском посвящении в сан личные предметы, три одеяния, преподносятся бонзе на носилках; бонза принимает их, касаясь посохом, а не рукой; так и в дальнейшем все, что будут ему дарить — и с чего он будет жить, — станут класть на стол, на землю или на веер.
Дзэн [167]
2. Вот чего я боюсь: а вдруг подаренный предмет из-за какого-то злостного дефекта плохо действует; если это, например, шкатулка (с такими трудами подобранная), то в ней не работает замок (женщины, которые ее продавали, не разбираются в таких вещах; к тому же магазин назывался «Because I love»: уж не потому ли, что я люблю, он и не работает?). Наслаждение от подарка тогда гаснет, и субъект знает: что даришь — того не имеешь.
(Дарят не обязательно предмет: когда X… проходил курс психоанализа, того же захотелось и Y…; анализ как любовный подарок?)
Ф.С. [168]
Подарок — не обязательно экскремент, но ему все же положено быть каким-то отбросом; я не знаю что делать с полученным подарком, он не встраивается в мое пространство, загромождает его, оказывается лишним: «Что же мне с ним, с твоим подарком, делать!» «Твой подарок» — ton-don — становится шутливым прозвищем любовного подарка.
3. Типичное содержание «сцены» — растолковывать другому, сколько всего ты ему даруешь (время, энергию, деньги, изобретательность, отношения с другими людьми и т. п.); ибо это прямо подводит к ответной реплике, приводящей в действие любую сцену: А я! а я! Чего только я тебе не дал! Дар оказывается тогда пробой сил, ее инструментом: «Я подарю тебе больше, чем ты мне, и тем самым стану над тобой господствовать» (в своих великих потлачах индейцы доходят до того, что сжигают деревни, режут невольников).
Провозгласить, что именно я тебе дарую, это следовать семейной модели: смотри, на какие жертвы мы для тебя идем; или иначе: мы дали тебе жизнь (— А на черта она мне сдалась, эта жизнь? и т. д.). Говоря о даре, его помещают в экономику обмена (жертвоприношения, набавления цены и т. п.), которой противостоит безмолвная трата.
4. «Этому богу, Федр, я и посвящу свою речь…» Нельзя принести в дар частицу языка (как передать ее из рук в руки?), но можно ее посвятить, поскольку другой — это некий божок. Даруемый предмет рассасывается в торжественно-пышном посвятительном речении, в поэтическом жесте посвящения; дар возвеличивается уже потому, что изрекается голосом, если только этот голос размеренный (метрический) или, иначе, певучий (лирический); в том и состоит принцип Гимна. Я ничего не в состоянии дать — и посвящаю само посвящение, в которое впитывается все, что я имею сказать:
- Тебе, прекрасная, что ныне
- Мне в сердце излучаешь свет,
- Бессмертной навсегда святыне…
Пение есть драгоценное дополнение к пустому посланию, всецело содержащемуся в своем адресе, ибо даруемое мною при пении — это одновременно и мое тело (посредством голоса), и немота, которой ты его поражаешь. (Любовь нема, говорит Новалис, ее заставляет говорить только поэзия.) Песнь ничего не значит — в этом-то ты наконец и расслышишь, что я ее тебе дарю, столь же бесполезную, как шерстинка или галька, протягиваемая ребенком своей матери.