– Тогда я тебя провожу! – уперся Костя и действительно доставил меня до самых Ленгор. Там он, не обращая внимания на мои вопли, сдал с рук на руки НН. Пригрозил Аллочке, чтобы она не смела нагадать мне всякую гадость («Я вообще не буду ей гадать», ответила Аллочка, хотя и ей, и мне было ясно, что без этого не обойдешься). Дальше он сделал героический взгляд и все-таки ушел. А я осталась сидеть в кресле менеджера среднего звена, обалдевшая от такой реакции мужа на простую новость о беременности жены.
– ВАУ! – сказала Аллочка и быстренько нагадала мне безоблачного семейного счастья.
– ВАУ! – сказала Динка по телефону. – Я тебе говорила?!
– ВАУ! – ответила я. – И что теперь будет?
– Будешь счастливой! – сказали все хором. И я расслабилась. Пусть все идет как идет. Раз уж мне достался такой чудесный муж, зачем напрягаться. Да, возможно, что это и не его ребенок! Возможно, что это – ребенок Дениса. Но кому будет лучше, если этот маленький факт станет общеизвестным? Денису точно нет. Мне – так станет только хуже. А уж Косте и подавно. Мужику тридцать девять лет! Ему просто необходимо стать отцом. Разве нет?
– Конечно, – кивнула Аллочка. – Ты совершенно права.
– Ты считаешь? – задумалась я. Вдруг оставшись одна, без этого постоянного восторженного прессинга со стороны моего дорогого благоверного, я почувствовала себя мошенницей, незаконно прикарманившей огромное богатство. Богатство, конечно, прекрасно и неописуемо мне нравится. Но оно чужое. Как только меня вычислят, все станет гораздо хуже. Гораздо хуже.
– Не будь дурой! – разозлилась Динка, когда я поделилась с ней своими сомнениями. Она доступно и популярно объяснила мне все, заставив поверить в неизбежность того, что происходит. Впрочем, я не сильно сопротивлялась. Что я, Жанна Д’ Арк, чтобы самой наступать на горло собственному счастью? Костя завалил меня букетами, книгами с фотографиями малышей в разных ракурсах. Мы с ним могли часами разговаривать о том, как сейчас выглядит наш ребенок.
– Ты представляешь, у него уже практически сформированы все органы! – тыкал в картинку с симпатичным эмбриончиком Костя. – Скоро он сможет нас слышать. Тебе надо испытывать только положительные эмоции!
– Ну, естественно, – соглашалась я. В целом, я только их и испытывала (если не считать коротких приступов паники, когда я думала о том, что этот ребенок может не иметь к Косте никакого отношения). Меня не тошнило, токсикоза, которым меня пугали все кому не лень, не было и в помине, а врачи в один голос заверяли, что у меня все в порядке, хотя меня и можно в силу возраста отнести к старым первородящим. Я не полюбила грызть мел (говорят, такое бывает), не мучилась кошмарами и вообще была как огурчик. И потом, все-таки, жизнь вокруг не стояла на месте. У Динки тоже было достаточно событий, чтобы заполнить рассказами о них мой досуг. Ее паевой аттракцион набирал обороты. Она уже получила один раз процент в размере, почти соответствующем моей заработной плате за месяц. И теперь на нее, как на игрока, больного манией выигрыша, напал азарт.
– Ты не хочешь вложить денег? Я бы тебя порекомендовала, – блестящими глазами посматривала она на меня.
– Нет, – вежливо отмахивалась я. – Мы все же собрались купить квартирку.
– Да вы с ума сошли. Сейчас совсем не время! Цены жуткие!
– Мы в ипотеку, – пояснила я.
– Ну почему ты не видишь своего счастья? Я тебе обеспечу стабильные семьдесят процентов прибыли. Через год ты купишь квартиру безо всякого кредита!
– Ты что-то плохо считаешь. Если я вложу в твой этот сомнительный фонд сорок пять тысяч и получу семьдесят процентов…
– Он вовсе не сомнительный! – озверела Динка. – Это прекрасное вложение! Я могу тебе показать вырезку из журнала РБК. В России сейчас уникально благоприятная ситуация для инвестиций!
– Ага, – рассмеялась я. – Все играют на росте недвижимости. На одну квартиру десять покупателей. Только ни одному из десяти квартира на самом деле не нужна. Представь, что будет, если все десять разом решать эти квартиры продать!
– Это не твои слова, – возмутилась она. Я закусила губу. Слова, и правда, были не мои, а Костины. С тех пор, как я носила под сердцем его ребенка (совесть – молчать!), он так много времени посвящал разговорам со мной, что я могла протранслировать его мнение практически по любому вопросу. Но в глазах Динки я предпочла бы иметь свою уникальную точку зрения.