— Пожалуйста, войди, — горячо воскликнула она. — Нам надо поговорить.
Блэкуэлл закрыл за собой дверь.
Алекс, трепеща от волнения, встала и подошла к нему.
— Я обязана тебе жизнью. Как я могла бы выразить вою благодарность?
Он заглянул ей в глаза. Удивительно, каким нежным стал его взгляд.
— Ты ничем мне не обязана. Так поступил бы любой американец.
— Ксавье, — с трудом сдерживая слезы, она погладила его по щеке. Любовь переполняла все ее существо. Ей самой стало страшно от той силы, которой оказалось наделено это чувство.
Он зажмурился. И не смел пошевелиться.
Алекс нежно гладила его лицо, стараясь вложить в эту ласку весь пыл любви и нежности.
И вот они прижались друг к другу, а их губы встретились. Алекс ощущала, как каждая клеточка ее тела переполнилась счастьем, и молча молилась, с жаром отвечая на его поцелуй: «Слава тебе, Господи! Слава тебе!» По щекам текли слезы.
— Что с тобой? — Он взял ее мокрое лицо в ладони. — Почему ты плачешь?
— Я плачу, потому что счастлива, — прошептала она улыбаясь.
Он долго смотрел ей в глаза и наконец улыбнулся в ответ. У Алекс все перевернулось в груди — так редко доводилось видеть эту чудесную улыбку.
— Я тоже счастлив, — произнес Ксавье.
Обнаженные, они лежали, тесно прижавшись друг к другу, на жесткой койке. Сильные руки Ксавье гладили ей спину, руки, бедра. Алекс вздохнула.
— Как бы я ни хотел, я не могу оставаться с тобой, — прошептал он и с невыразимой нежностью поцеловал округлое плечо.
— Держу пари, что весь экипаж и так знает, чем мы тут занимаемся. — Алекс с улыбкой потерлась носом о его грудь. — Мне на это наплевать, так чего же беспокоиться тебе?
— Мне есть о чем беспокоиться, — мрачно откликнулся Ксавье и сел. Алекс тихонько гладила широкие, иссеченные ужасными шрамами плечи. Он тяжело вздохнул.
— Не уходи, — шепнула она.
— Я должен.
Она ни за что не желала его отпускать. От одной мысли об этом сердце болезненно сжималось в груди. Встав на колени, она прижалась к нему всем телом и легонько куснула за ухо. У него вырвался стон. Алекс потерлась о его спину. Он напряженно замер. Она лизнула его в ухо.
— Ведьма, — пробормотал он.
А она гладила мощную мускулистую грудь и ласкала сильный живот. Он напрягся еще сильнее.
Она укусила его за шею.
У него перехватило дыхание. А Алекс, лаская его в паху, спросила:
— Ты действительно хочешь уйти?
— Нет… — выдохнул он.
Наконец они заснули. Внезапно Алекс очнулась: она лежала одна, обнаженная и даже не прикрытая одеялом, и со страхом подумала, что Ксавье ушел. И тут же во мраке каюты различила фигуру возле иллюминатора. Он стоял и смотрел на море.
Алекс немного успокоилась.
— Ксавье! — Он обернулся. — «Я пенни дать готов за вашу мысль»[9].
— Так мало? — И, поколебавшись, он добавил: — Я думал о доме.
— Тебе, наверное, не терпится вернуться в Бостон.
— Да… и нет, — непонятно ответил он.
— Не понимаю, — прошептала Алекс.
— Это трудно объяснить, — пробормотал он.
Алекс снова стало не по себе. Ведь наступил долгожданный момент, когда можно было обсудить их будущее. Но почему-то ей было очень страшно. Почему? Ведь он ее любит. Все говорило об этом — и то, что он вернулся за ней в Триполи, и то, как он любил ее, то неистово и жадно, то нежно и медленно.
— Что будет дальше? — шепнула она. Ксавье ответил:
— Пребл еще не покончил с пашой. Он снова начнет штурм города. Однако сначала завтра утром доставит тебя в Тунис. Там находится чрезвычайно деятельный американский консул, который устроит транспорт до Америки. Тебя доставят домой с личным эскортом, Александра, и за все заплатит «Корабельная Блэкуэлла». Как видишь, тебе нечего бояться.
«Нечего бояться». От этих слов мурашки побежали по спине.
— Ксавье, мне нечего делать дома без тебя.
— Я должен быть там.
— Ты хочешь воевать с пашой до конца?
— Да, — решительно ответил он.
— Но ведь война может затянуться!
— Вряд ли. Их укрепления и так уже почти разрушены. Еще один такой же штурм или два — и Триполи падет.
— И что потом? — едва дыша прошептала Алекс.
— И потом я вернусь домой.
Повисла напряженная тишина. Алекс никак не могла понять, что же такое творится. Почему он и словом не обмолвился о том, что вернется домой к ней?
А это упрямое желание участвовать в войне до победного конца? Может, он и ее-то спасал только потому, что считал это своим гражданским долгом? Потому что был бесстрашным рыцарем из девятнадцатого века? Ну уж нет! Такое никак не укладывалось у Алекс в голове. И она решительно заявила: