— Александра!
Она обернулась. Он увидел прекрасное лицо, покрытое засохшей кровью и грязью. Она протянула к нему руки и побежала.
— Ксавье! Ксавье!
Он летел, не чуя под собой ног.
Они обнялись. Ксавье не обращал внимания даже на то, что за ней бегут два огромных турка. Он сжал в ладонях ее лицо, чувствуя, как бешено бьется сердце.
— Нам надо выбираться как можно скорее!
— Я готова. Я пойду за тобой хоть на край света!
Она сказала это так, что Ксавье не смог сдержать улыбку.
— Бежим! — И рука об руку они кинулись прочь.
— Постой! — вдруг вспомнила Алекс. — Мурад!
Раб стоял, глядя им вслед. Он не двинулся с места — только качнул головой.
— Мурад! — закричала она. Ксавье все понял.
— Давай, парень, у нас мало времени. Мы должны сейчас же бежать — иначе не успеем выбраться из гавани!
— Нет! — отвечал Мурад, и слезы на его прекрасном лице смешались с кровью и потом. — Я желаю вам счастья — и да пребудет с вами великий Аллах!
Блэкуэллу было невдомек такое упрямство — да и не было времени в нем разбираться. А кроме того, он сам был человеком с железной волей и отлично понимал, когда сталкивался с чем-то подобным. Судя по всему, решение раба остаться было незыблемым. Капитан взял Алекс за руку и сказал:
— Бежим.
Ее сердце разрывалось от горя. Слезы застилали глаза. Алекс не в силах была сдвинуться с места.
— Пожалуйста, беги с нами! Ну хотя бы выберись из Триполи!
— Мое место здесь. Прощай, Алекс! — сдавленно произнес он. — Я тебя люблю!
Алекс зарыдала. Ксавье подхватил ее за талию, и они побежали догонять остальных моряков.
Часть четвертая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Глава 39
Алекс, полуживая от усталости, лежала на узкой койке. Каждое движение давалось с трудом, но о сне не могло быть и речи. Душа ее ликовала. Они сбежали!
Они изменили ход истории.
Словно пузырьки в шампанском, где-то в груди вскипал смех. Она не удержалась и хихикнула.
Алекс отвели личную каюту коммодора Пребла. Как только она ступила на борт флагмана, сей джентльмен с чувством поцеловал ей руку, осведомился о ее здоровье и посетовал на недосмотр властей Соединенных Штатов, попустительствовавших почти двухгодичному содержанию в плену их соотечественницы. Коммодор непременно желал, чтобы гостья занимала его каюту.
Алекс устало прикрыла глаза. Она все еще с трудом верила в происходившее. Она свободна, совершенно свободна, и она вместе с Блэкуэллом. Она на борту флагмана Пребла и только что выбралась из самой гущи настоящего морского боя, и собственными глазами видела множество памятных исторических событий. Боже милостивый! Хотела бы она знать, что ждет ее теперь?
Не оставляло сомнений, что Ксавье не пожалел жизни, чтобы вызволить ее из плена, — значит, он ее любит. Так почему бы им не быть вместе навсегда? Во всяком случае, о возвращении в двадцатый век вопрос отпал сам собою: ведь голубая масляная лампа все равно сгинула вместе с Зу.
Дверь в каюту отворилась.
Алекс прищурилась, всматриваясь в полумрак, и охнула. На пороге стоял Блэкуэлл, высоко подняв зажженную лампу. Он смотрел на Алекс.
Она медленно села.
Как всегда, при виде Ксавье у нее захватило дух, а сердце бешено застучало. Он был в грязной одежде, однако успел смыть с лица кровь и грязь. И конечно, он уже давно сбрил отросшую в рабстве бороду. Несмотря на рваную одежду, на висевшую на перевязи руку и повязку на голове, он все равно ослеплял своим великолепием.
— Я не хотел тебя будить, — сказал Ксавье.
Алекс нервно облизнула губы. Ах, как бы ей хотелось оказаться в его объятиях! Прижаться к нему!
— Я не спала. Разве я смогла бы заснуть? Ксавье… спасибо тебе за все.
Его ноздри затрепетали. Между ними возникло нечто новое. Теперь они понимали, что их встреча неизбежна и что попытка расстаться была и будет огромной ошибкой.
— Я не мог бросить тебя одну в Триполи, Александра.
Алекс спустила ноги с койки. На ней все еще было мусульманское одеяние. Наверняка оно выглядело таким же грязным и изодранным, как и его.
— Пожалуйста, войди.
— Этого не следует делать, — неохотно возразил он.
Алекс удивленно захлопала ресницами и несмело улыбнулась, догадавшись, что Ксавье беспокоится о ее репутации.
— Меня не волнует то, что подумают на корабле. Они и так наверняка не скажут обо мне ничего хорошего. Ведь я целых два года провела в гареме.
— Никому и в голову не приходит думать о тебе подобным образом, — резко ответил он. — Никому и в голову не приходит ничего, кроме того, что ты отважна и прекрасна.